Коплан возвращается издалека - [41]

— Что ж, тем лучше, — облегченно проговорил Руис. — Быстрая работа. Вы покидаете Монтевидео?

— Да, как только получу последний сигнал от мадемуазель Фаллэн.

Он коротко изложил события вчерашнего дня и сообщил о принятом совместно с Моник решении.

— Получив сигнал, — сказал Руис, — я немедленно позвоню вам в «Колумбию». Если информация будет благоприятной, я скажу вам, что отсылаю проспект, если наоборот, то сообщу о невозможности достать каталоги.

— Договорились. Если не застанете меня в «Колумбии», оставьте весточку в почтовом ящике в Пунта-дель-Эсте. Я собираюсь ожидать новостей там.

— Хорошо. Что передать Вули?

— Что операция «Джейсон» завершена. И верните ему вот это… — Он отдал Руису пистолет «беретта». — Пускай забирает магнитофон и отправляет в Париж пленки, — добавил он.

— Будет исполнено, — сказал уругваец.

— Остается только попрощаться с вами, — сказал Коплан и протянул руку. Карлос Руис ответил долгим, сердечным рукопожатием.

В 5 вечера Коплан приехал в Пунта-дель-Эсте и вошел в квартиру Руиса. Почтовый ящик был пуст, но это его не очень расстроило. Моник, по-видимому, не представилось возможности заскочить сюда или позвонить Руису.

День закончился без происшествий, вечер тоже.

Коплан рано уснул. Проснувшись на заре, он сбегал на пустынный пляж и с удовольствием искупался. В час дня он повторил эту процедуру, после чего отобедал в одних плавках в «Пара-доре» — ресторане под открытым небом здесь же, на плайа Брава. Чувствуя благодаря заплывам волчий аппетит, он заказал самые изысканные блюда и бутылочку дорогого вина. Насытившись, он улегся было загорать, но не тут-то было: лучи достигшего зенита солнца были до того горячи, что Коплан предпочел ретироваться. Пришлось принимать сиесту дома, на успевшем опостылеть ложе.

Вечером он уже откровенно скучал.

Весь следующий день он караулил весточку от Моник. Но почтовый ящик оставался пуст. В воскресенье Коплан прождал до 6 вечера. Затем, потеряв всякое терпение, он завел «студебеккер» и помчался в Пунта-Баллена.

Проезжая мимо виллы «Флор-дель-Потреро», он притормозил. Возле коттеджа не осталось ни одной машины. На веранде по-прежнему выгорали на солнце кресла и зонтики, но деревянные ставни были затворены. Вокруг не было ни души.

Коплан повернул машину в сторону Монтевидео. Карлос Руис встретил его с пустыми руками, воскликнув:

— Я бы непременно связался с вами в Пунта-дель-Эсте, как было обещано!

— Странно все это, — пробормотал Коплан. — Одно из двух: либо Кониатис одержал победу, и тогда у него нет причин отменять отдых с Моник в Пунта-дель-Эсте; либо он в проигрыше, и они улетели в Калифорнию, но в таком случае Моник наверняка изловчилась бы, чтобы предупредить нас.

— Вы же знаете, что в таких делах всего не предугадаешь, — отозвался Руис.

— Верно, — возразил Коплан, — но она отлично усвоила урок. Она знает, что я жду от нее последней вести, прежде чем улететь во Францию.

— Наверняка не смогла освободиться, чтобы оставить записку или позвонить.

— Единственное правдоподобное предположение, — согласился Коплан. — И все же что-то тут не так. Чтобы за четыре дня — при ее-то ловкости и сообразительности — не найти предлога… Очень странно. Можно поехать за сигаретами, за кремом для загара, за лимонадом, за газетами — да мало ли за чем! Всего четверть часа езды!

— Потерпите еще.

— Я бы потерпел, но меня сбивает с толку одно обстоятельство: вилла имеет такой вид, будто на ней уже не живут. В разгар дня ставни затворены на всех окнах!

— Если они уехали из Пунта-дель-Эсте насовсем, мы сможем удостовериться в этом, позвонив в агентство, сдавшее им виллу, — предложил Руис.

— Думаете, оно открыто в воскресенье?

— В это время года — наверняка.

— Вы знаете, что это за агентство?

— Да, я запомнил название — оно было указано при въезде.

— Что ж, валяйте. Лишнее словечко не помешает…

Карлос Руис набрал номер, наговорил какого-то вздора и осведомился, нельзя ли немедленно снять виллу «Флор-дель-Потреро». Служащий агентства ответил отрицательно: вилла занята и освободится только к 1 марта.

— Час от часу не легче! — воскликнул Франсис. — Не уезжали, но и не живут!

Он оставил уругвайца в недоумении и заехал в «Колумбию». Для сеньора Коплана — ни записок, ни звонков, ни посетителей.

И снова — в Пунта-дель-Эсте.

Час ночи. Почтовый ящик девственно пуст. 9 часов вечера следующего дня: без изменений.

«Невозможно! — размышлял Коплан, вне себя от ярости и волнения. — Шесть дней — и ни единого словечка! Что-то стряслось…»

Дрожа от волнения, он завел «студебеккер».

В Пунта-Баллена он увидел виллу «Флор-дель-Потреро» такой же пустой и запертой. «Надо разобраться», — решил Коплан. Он вернулся в Пунта-дель-Эсте, дождался темноты, вновь пошарил в почтовом ящике и устремился назад.

За ставнями виллы не горел свет, у входа не было ни души. Коплан развернулся, нашел дорожку, упирающуюся в заросли колючего кустарника, остановился и выключил фары. Дальше он продвигался пешком, полагаясь на интуицию. Скоро он вышел к вилле, необитаемый вид которой бросался в глаза даже в потемках, прорезаемых лишь слабым мерцанием звезд.

Быть может, Кониатис, разделавшись с делами, заперся внутри с юной любовницей и не желает думать ни о чем, кроме любви? Такую возможность не стоило исключать. Ласковый климат этой уютной страны, жара, солнце, отдых, эйфория после удачной сделки, ощущение оторванности от остального мира — все это, вместе взятое, не так уж редко приводит к вспышкам ненасытного любвеобилия.