Копейщики - [92]

Отец Герард испытующе смотрел на Жильбера.

- На праздное любопытство это не похоже, - аббат разволновался. Его руки с громким стуком перебирали косточки чёток.

- Простите меня, но если Вы не разрешите выдать эти книги, я сойду с ума. Мне нужно, очень нужно заглянуть в прошлое, – заливаясь смущённым румянцем, горячо настаивал Жильбер.

- Не знаю, какие бесы тебя искушают, - настоятель тяжело вздохнул и написал несколько строк на записке Мерона.

- Ступай, сын мой, но… подумай, может, тебе нужна исповедь?

- Спасибо, но… не сейчас, - Жильбер почтительно поклонился и нетерпеливо покосился в сторону двери.

- Ну что же, как знаешь. Ступай, ступай… – и аббат устало махнул рукой.

- Но это, наверное, ещё не всё, - повеселевшим голосом сказал Мерон, помахав в воздухе бумажкой…

- О, Господи! Помоги этой заблудшей душе!

Мерон, перешагивая сразу через две ступени, поднялся по узкой каменной лестнице в просторное помещение с высокими сводами, занимаемое библиотекой монастыря. Высокие потолки и широкие окна давали достаточно света зимой, а летом в проёмы вставлялись рамы с матовыми, закопчёнными дымом тлеющей сырой соломы стёклами. Таким образом монахи преграждали солнечным лучам, нагревающим помещение до невыносимой жары, доступ в скрипторий. Книги и свитки можно было читать и хранить, не боясь, что выцветут краски на окладах фолиантов и в рисунках, украшавших страницы книг. Сейчас, когда за стенами монастыря была глубокая осень, в скриптории было холодно.

«Слава Богу, что в этом аббатстве такое богатое ценными рукописями книгохранилище. Хотя в этом нет ничего удивительного». - Жильбер слышал, что ни одна королевская или императорская библиотека Европы, ни один университет не может сравниться в этом с любым, уважающим время и своё назначение монастырём.

Бывший драгун аккуратно надел вязаные нитяные перчатки, выданные служителем-монахом, и открыл первую книгу. Прочитав несколько страниц, он вдруг понял, что ему понадобится время и терпение, настойчивость и усидчивость. Всё, что он знал раньше, показалось ему мелким, поверхностным и хаотичным. А цель, которую он перед собой поставил, помимо упорства, требовала системы, порядка и анализа.

«Почему Фридрих Штауфен интересовался катарами?»

Мерон внимательно изучал толстые пергаменты и раскладывал по полочкам памяти всё, что, как ему казалось, заслуживало внимания.

«Что в их учении было такого? Почему тамплиеры на словах противостояли попыткам Святого престола организовать крестовый поход против, казалось бы, безобидных христианских общин, изучавших на свой лад Святое писание - а на деле принимали участие в осаде ряда крепостей в Провансе?»

Жильбер, уже не надеясь на память, тщательно подбирая слова и определения, стал писать:

«По учению катаров, мир является ареной борьбы двух непримиримых начал Добра и Зла. Дух является творением Добра, а материя, осквернившая и сковавшая дух, создана Злом. Для того, чтобы победило Добро, нужно преодолеть нечистую материю, отказаться от всего земного и суетного, стать бедным и целомудренным - и таким образом воспринять идею вселенской Любви».

- Что ещё?.. Ах, вот! «…они отрицали таинство исповеди, силу причастия, действенность церковных таинств, если совершающий их священник находился в состоянии греха».

«Боже, они были правы, эти катары - церковь того времени погрязла в роскоши, чревоугодии, доносительстве и разврате». - Жильбер, не торопясь, водил пером, наполняя листы бумаги опасным содержанием.

«…Склонялись к образованию церковных общин по византийскому образцу. Даже имели своих епископов… Здесь, очевидно, Святой престол раздражало растущее влияние константинопольской церкви, где пастыри были ближе и понятнее своей пастве…»

«…В 1022 году двенадцать (Двенадцать! Число любимых учеников Иисуса) катарских каноников Орлеанского кафедрального собора были осуждены за ересь и сожжены публично…»

- Вот это да! – громко вскрикнул Жильбер. - Уже тогда католическая церковь баловалась кострами?

Строчка за строчкой ложились на бумагу цепочками свидетельств неизвестных клириков и соединялись в единое целое собственными умозаключениями Мерона.

«К реформистскому движению катаров примыкает всё больше знати, служителей церкви, католических епископов Франции. Под контролем катарского движения были Бургундия, Фландрия, Тулуза, Шампань».

- Им даже оказывали поддержку граф Раймунд VI Тулузский, династия баронов Транковелей и графы де Фуа? Вот это покровители! – Жильбер не замечал, что, увлёкшись старыми рукописями, он всё чаще довольно громко говорил сам с собой. - Стоп! Граф Раймунд! Один из предводителей Христова воинства в третьем крестовом походе? Интересно!

«Так, что ещё… Ага, вот здесь очень интригующе… Они критиковали… «…Предрассудки Римской католической церкви...» - Мерон в испуге оглянулся. Ему показалось, что за ним кто-то наблюдает. Он заслонил рукавом блузы свиток.

«О каких предрассудках речь? Сейчас, сейчас… - «Греховное стремление к политической власти, массовая канонизация недостойных и признание их святыми мучениками, недопустимый культ реликвий, стремительное обогащение монастырей, пышное убранство церквей с изображением адовых мук, чистилища, монстров и гарпий, терзающих грешников. - Мерон наклонился ближе к старому пергаменту. – Им не нравился, даже пугал подавляющий волю и сознание готический стиль… Вот так-так! Намёк на Собор Нотр-Дам де Пари? Минуту, что-то я здесь пропустил, - подумал Мерон, возвращаясь к началу свитка. - Культ реликвий! Что катары имели в виду? Думай, думай Жильбер!»