Копье Теней - [3]

Что ж, время возвращается на круги своя. Нужно готовиться.

Кузнец запустил руки в огненную гриву и тихо зарычал.

— Ну-ка приступайте к работе. — Развернувшись, он взглядом выделил несколько учеников. — Вы там, кончайте прятаться и найдите, чем можно писать. И побыстрее!

Ученики поспешно повиновались. Когда они вернулись с зубилами и тяжелыми плитами из камня и железа, он начал говорить:

— В начале был огонь. Из огня вышел жар. Из жара — форма. И форма эта раскололась на восемь. И были эти восемь сырым веществом Хаоса, обрабатываемым и затачиваемым до убийственной остроты богохульными мастерами страшной Утробы Душ, избранными кузнецами-оружейниками Кхорна.

Он умолк на мгновение, затем продолжил:

— Владения содрогались, Эра Хаоса сменилась Эрой Крови, и оружие, известное как Восемь Плачей, считалось потерянным.

В огне сами собой снова и снова, по бесконечному кругу, разыгрывались сцены смерти и безумия.

Грунгни, Хозяин всех Кузниц, Мастер-Кузнец, вздохнул.

До сих пор.

Где-то в ином месте, в другой кузнице, попроще, чем кузня Грунгни… В пещере, вырубленной в вулканической породе окровавленными руками множества рабов. Там, где обширный плоский пол занимали костровые чаши и бассейны-охладители. Где вдоль неровных стен выстроились подставки с висящими на них в полном беспорядке рубоклинками, гневомолотами и прочим оружием всех форм и размеров…

В сердце этой кузницы, внутри круга кострищ, стояла огромная наковальня. Над наковальней, склонив голову, нависала громоздкая фигура. Капли пота скатывались по мускулистым рукам, шлепались на наковальню и с шипением исчезали. Багряно-желтые доспехи местами почернели, как под действием немыслимого жара. Стоящий глубоко вздохнул, пытаясь не обращать внимания на прокравшуюся в тело слабость. Он вселил в демона толику собственной силы, надеясь, что тот сможет потягаться с Хозяином Кузниц. Или хотя бы продержаться чуть дольше, чем горстка жалких секунд. Утешала лишь мысль, что не каждый человек, бросивший вызов воле бога, остается после этого в живых.

— Ну я же не простой человек, — пробормотал себе под нос Волундр из Хесфата. — Я Хозяин Кузни Акши.

Воин-кузнец Кхорна. Черепомол Утробы Душ. Оружию, которое он выковал, нет числа, как нет числа и войнам, в которых оно применялось. Он создал тысячи героев — и тысячам расколол черепа.

Но сейчас он просто устал.

— Ну?

Голос, холодный и тихий, эхом заметался среди теней. Волундр распрямился, повернул голову в шлеме-черепе к заговорившему, который сидел во мраке, облаченный в просторную мантию цвета остывающего пепла. Кьят Гнутая Душа, Хозяин Кузни Улгу, был больше дымом, чем огнем, и казался почти бесплотным под своими многослойными одеяниями.

— Он увидел, — пророкотал Волундр. — Как я и предсказывал, Кьят.

Второй голос, хриплый и резкий, как рвущееся железо, вставил:

— Ты ищешь оправдания собственной неудаче, Черепомол.

Волундр фыркнул:

— Оправдания? Нет. Я просто объясняю, Волант.

Он повернулся и ткнул корявым пальцем во второго собеседника, стоящего по ту сторону горящих костровых чаш, скрестив на широкой бочкообразной груди все свои мускулистые руки.

Волант Семирук, Хозяин Кузни Хамона, меднокожее, восьмирукое чудовище в золотых доспехах. Семь его рук оканчивались сильными огнеупорными пятернями. Восьмая — головкой молота, притороченной к изувеченному запястью в попытке исправить давнее ранение.

Думаешь добиться успеха там, где я потерпел неудачу? Попытайся, сделай одолжение, — продолжил Волундр.

— Ты смеешь?.. — прорычал Волант и потянулся к одному из множества молотов у себя на поясе. Но прежде, чем он успел стиснуть рукоять, Волундр подхватил с пола собственный молот и обрушил на наковальню, наполнив кузницу глухим гулким эхом. Волант пошатнулся и схватился руками за голову.

Волундр ткнул молотом в сторону другого черепомола.

— Помни, в чьей кузне ты находишься, Семирук. Я не потерплю, чтобы ты здесь буянил.

— Уверен, наш воинствующий братец не имел в виду ничего дурного, Волундр. Он холерик с большим самомнением, как тебе прекрасно известно, и склонен к опрометчивым поступкам. — Кьят, распрямившись, встал — и навис сразу над двумя черепомолами тощей бледной башней в черном железе. — Но, если он опять проявит невежливость и станет грубить тебе, я отрежу ему еще одну руку.

— Спасибо, братец, — хмыкнул Волундр.

— А тебе я вырву глаз, если продолжишь пялиться на меня так злобно, — кротко добавил Кьят и раскинул худые руки. — Уважение стоит таким, как мы, очень дешево, братья. Зачем же скаредничать?

Волундр кивнул.

— Прости, брат, — сказал он. Ослабевший, он не желал сейчас ссориться со столь смертельно опасным существом, как Гнутая Душа. Хватит и Воланта, несмотря на то что он — дикарь.

Волундр поставил головку молота на наковальню и подался вперед, опираясь на рукоять.

— Волант прав. Я потерпел неудачу. Мастер-Кузнец знает. И теперь он знает, что и мы знаем тоже.

— Если бы ты не провалился… — прорычал Волант.

— Но это случилось, и теперь нужно выковать новые уловки в огне невзгод. — Кьят свел ладони, будто в молитве. — Хромому Богу нельзя позволить забрать у нас то, что принадлежит нам.