Конвой - [9]

— А я и не жалиться туда направляюсь, — возразил Роман.

Что-то в его фразе насторожило наёмников. Всех опередил Рыжий:

— А зачем? Зачем тебе в Альмагард?

— Пиво сопровождаю, — буркнул тот.

Монаху никто не поверил. Разговор вновь умолк.

Хельмут достал матовый кристалл и приложил к уху.

— Вот, пожалуйста, — шепнул Жирмята товарищу. — Откуда у такого пропойцы слухач?

— Мало ли, — пожал тот плечами.

— Да он давно спустил всё что можно, — шептал Рыжий. — Мне Сейтсман рассказывал, они вместе по трактирам шатались. Ни гроша у него за душой не осталось. Одни долги да отрепья.

Ксюша повернулась к Хельмуту и спросила:

— Чего говорят?

Тот по привычке хотел нахамить, но что-то заставило его ответить нормально:

— Уимблдон. Рыцарский турнир на кубок Большого Шлема. Сэр Ругги против сэра Парфинга на мечах. Финальное состязание.

— И кто кого? — поинтересовался Сейтсман.

— Пока поровну. Ругги заработал очко, проведя рубящий удар в бедро, а Парфинг ответил колющим в живот.

— Ругги возьмёт верх, — вдруг вырвалось у Волошека. — Парфинг сильнее на голову, но в финале всегда слишком волнуется, пропуская даже нехитрые выпады.

— Ты почём знаешь? — уставился на него Хельмут. Волошек смутился и замолчал.

— А он с ними бился, с обоими, — встрял Жирмята. — Обоих и одолел.

— Да ну? — не поверил Хельмут.

Остальные тоже недоверчиво посмотрели на друзей.

— Точно, — неожиданно для всех подтвердил Дастин. — Парень выиграл предыдущий Уимблдон. Бился под именем сэра Деймоса.

Орк повернулся к Жирмяте и добавил:

— Именно поэтому Тург и взял вас в отряд, а вовсе не потому, что ты сунул три медяка его секретарю.

Наёмники заржали. Не смеялись лишь Сейтсман и сам Жирмята. А Ксюша впервые посмотрела на Волошека с интересом, отчего тот смутился ещё больше. Он даже нарочно припомнил презрительный плевок и грубость наёмницы, чтобы малость компенсировать нынешнее её внимание и не перекраснеть.

— Так у тебя и кубок серебряный есть? — с восхищением спросил один из братьев.

— Был, — вздохнул Волошек, потирая лоб. — В Бремене заложил, когда деньги кончились.

Чем кончилось у Ругги с Парфингом, они не узнали. Слухач — камень вольный, он блуждает сам по себе и на потребу владельца не работает. Бросив состязание за пять минут до финального гонга, дорогая вещица затрещала девственным эфиром.

Каша остыла достаточно, и народ принялся грохотать ложками.

Подозрительность Жирмяты заразила всё же Волошека. Ища, чем бы отвлечься от неловкости, вызванной оглаской его подвигов, он стал присматриваться к наёмникам. И прежде прочих к напарнику Ксюши. Повадками Хельмут никак не походил на ханыгу. Сколько Волошек ни наблюдал, только больше утверждался в обратном — парню не чуждо высшее общество. И ни нарочито грубая речь, ни лохмотья, ни вонь не могли ввести в заблуждение.

Дорогой и редкий слухач — незначительная мелочь. Волошек гораздо вернее определял подобные вещи по тому, как человек ест. Простолюдин жуёт всем лицом. Он отдаёт себя еде целиком и полностью. Он чавкает, он помогает руками, выковыривая пищу из лабиринта нездоровых зубов и проталкивая в глотку. Простолюдин за едой молчит. Он думает о предстоящей работе, спешит, а грубая и пресная пища не доставляет ему удовольствия.

Человеку же, привыкшему к обществу, такие манеры не подходят. За столом на него смотрят, с ним разговаривают, изысканные деликатесы требуют особого подхода. Только на овладение навыками по вскрытию устриц или омаров тратятся месяцы. Мимика вельможного господина реагирует на слова собеседника, оценивает слухи и сплетни, и даже рот задействован пережёвыванием не полностью, ибо ему, рту, следует время от времени произносить многозначительные реплики, стараясь не угодить при этом крошками в тарелку прекрасной соседки.

Наконец, ему попросту некуда спешить. Ибо и следующий день не готовит ничего, кроме новых приёмов и застолий.

Так вот, Хельмут изрядно сиживал за такими столами. Привычки, манеры, этикет не прикроешь лохмотьями и не вытравишь запахом городского дна.

Конечно, бывает, что в наёмники попадают и люди бомонда. Взять хотя бы его самого. Однако Волошеку незачем прикидываться серой мышкой или рядиться в нищего.

Он присмотрелся к другим. Хех! К простолюдинам можно было отнести, пожалуй, лишь черниговских братьев, да и то с большой натяжкой. Они, жуя пищу усердно, казались от этого несколько простоватыми, но отнюдь не мужичьём.

Скользя взором по лицам наёмников, он вдруг наткнулся на встречный взгляд Дастина. Тот, словно нарочно его поджидал, а когда взгляды встретились, еле заметно качнул головой, мол, отойдём.

Волошек лениво поднялся и, размышляя о возможных причинах, побрёл к командирской повозке. Там уже поджидал Эмельт.

— По лесу без шума ходить умеешь? — спросил подошедший следом Дастин.

— Угу.

— Пойдём, подводу с сеном проведаем. Может, и они разговоры у костра ведут. Вот и послушаем.

Втроём они углубились в лес. Особых усилий хранить тишину в такую сырость от них не потребовалось. Скорее боялись чавкнуть сапогом, нежели хрустнуть веткой. Сделав изрядный крюк, вернулись на дорогу, полуверстой позади конвоя.

Маленький костерок, разведённый в ямке, изредка выбрасывал искру-другую, позволяя разведчикам разглядеть возможных преследователей.