Конвейер смерти - [15]

— Сам ты моча! — возмутился Острогин. — Алкаши несчастные, что бы вы понимали! Один замполит настоящий самелье!

— Кто я? Как меня ты обозвал? — поразился я.

— Самелье! Человек, разбирающийся в винах. Крупный специалист виноделия. Виночерпий! — разъяснил Острогин.

— Кто такой сионист, я знаю. Кто такой гомосексуалист — тоже. Слышал и про других различных извращенцев, но про таких, Серж, не слыхал! — подняв брови, ехидно улыбнулся Сбитнев.

— Дегенераты — пьют денатурат, алкаши — поглощают водяру и спиртягу. А истинные гурманы — дегустируют марочное вино, — оборвал его с важностью в голосе Серж.

— Марочное… Пивал, знаю. Портвейн «Кавказ», портвейн «77», плодово-ягодное, плодово-выгодное! — засмеялся Сбитнев. — Что вы сами-то понимаете в вине. Вы хотя бы представление имеете о процессе виноделия? Какое вино и как получается?

— Нет, — искренне ответил я, разливая содержимое бутылок по стаканам. — Откуда? В Сибири виноград не растет.

— Так вот, слушай, как и что делается. Залезут мужики в огромный чан с виноградом и начинают его топтать грязными ногами. Как первый сок до портов (штанов) дойдет — это «Порт — вейн». Мнут дальше: подступает сок до пояса — «Херес», еще чуть выше поднимется — «Мудера». А как он под горло давильщиков подступает — это «Рыгацители» и «Рыгатэ». А что на дне останется — разливается под маркой «Вер-муть». — Рассказ Володи потонул в дружном хохоте любителей водки.

Серж выругался:

— Настроение испортили, бараны! Обозвать так волшебные, изумительные напитки «Мадера», «Алиготэ», «Ркацители». Темнота!

— Замполит, погоди! Поставь свой стакан! — приказал ротный. — В начале мы обмоем твои звездочки! Ты уже становишься взрослым, старший лейтенант! «Звезды» полагается мыть водкой. Вот тебе кружка, кидаем их туда, достанешь со дна губами, выпив содержимое. А уж потом балуйся винишком за свой день рождения.

Я тяжело вздохнул, поморщился и внутренне содрогнулся, вспомнив аналогичную процедуру, проделанную два года назад. Тогда я приехал в Туркмению молодым лейтенантом и попал на экзекуцию, вступая в должность. Такая же кружка, столько же водки (причем более вонючей и ужасной). Бр-р-р!

— Давай, давай, замполит, не нарушай традиции, — поддержали все ротного.

Делать нечего. Сделав глубокий вдох, я опустошил кружку до дна и выплюнул звездочки на ладонь. В голове зашумело, в горле запершило.

— Рассолу! — рявкнул я и выпил из протянутой мне банки с нарезанным болгарским перцем четверть жидкости.

— Возьми, Никифор, закуси мьяском. Ешь, дарагой, закусывай, — ворковал, накладывая тушенку в мою тарелку, старшина-азербайджанец. — Жал, нэт возможность шашлик приготовить. Тушенка — дрян! Разве это мьясо? Но раз кроме нее другого нэт, кющай дарагой, а то опьянеешь. Резван Халитов подкладывал мне закуску, а тем временем мысли в моей голове постепенно расплывались и терялись, и уносились вдаль.

— Ростовцев, а ты между прочим перешел в разряд «кое-что знающих», — ухмыльнулся Сбитнев.

— Поясни, — заинтересовался я.

— Объясняю. Лейтенант — это тот, кто ничего не знает. Старший лейтенант — знает кое-что. Капитан — все умеет. Майор — может показать. Подполковник — может подписать. Полковник — знает, что подписать, — разложил все по полочкам Сбитнев.

— А генерал? — спросил Ветишин.

— Генерал знает, что нужно что-то подписать, но не помнит где!

— Вот это да. Сам выдумал? — удивился молчавший до этого Мандресов.

— Нет, не я. А военная народная мудрость, — ухмыльнулся Володя. — Мудрость и опыт, накопленные годами и десятилетиями истории Советской Армии.

С этими словами он прикрепил звездочки к моим тряпичным погонам на х/б. Я, переводя дух, уклонился от следующей рюмки и присоединился к третьему тосту за погибших. Встали, молча выпили. В дальнейшем в компании с Острогиным мы наслаждались холодным вином и шампанским. Застолье шло к завершению. Магнитофон извергал поток песен, разгорелись споры, шум постепенно усиливался. Каждый говорил о своем и не слушал соседа. Внезапно дверь кто-то сильно дернул, но она, закрытая на крепкий засов, не поддалась. По фанерному полотну забарабанили кулаками и ногами, раздались маты и вопли комбата. Подорожник орал:

— Алкаши проклятые! Пьянчуги! Открывайте дверь, а не то замок высажу! Совсем обнаглели прапорщики! На весь полк орут, не скрываясь! Отворяйте, иначе хуже будет, когда до вас доберусь!

Мы притихли, но магнитофон выключать не стали (вроде он играет сам для себя). Комбат побесновался еще минут пять и, заметив, что кроме музыки больше ничего не слышно, удалился по длинному коридору в свою комнату.

— Что делать дальше? — спросил я у Сбитнева.

— Меня тянет на подвиги! Пойло кончилось, пора к теткам! В окно, за мной! — громким шепотом кинул клич ротный.

Володя вместе с Бодуновым принялись вырывать щеколды и задвижки, отгибать гвозди на заколоченной раме. Мы с Острогиным собрали закуску и взяли две оставшиеся бутылки вина. Другие, выпитые, булькали уже в нас, и пузырьки газа вырывались с шипеньем из гортаней. Федарович демонстративно, не снимая обувь, завалился на кровать.

— Тимоха! Ты что? А приключения, а подвиги? Как же бабы? — рассмеялся Ветишин.