Конвертер - [4]

— А ты веришь, что это наши секретные разработки?

Не понравился ему, видать, мой вопрос: он немного помолчал, постукивая пальцами по столу, а потом с неохотой ответил:

— Да когда такое было, чтобы наша оборонка хоть что-то полезное для людей сделала? Я так думаю, что это происки империалистов. На чем всё могущество у нас в стране держится: на водке и на нефти. А если всем такие приборы раздать, то никто водку с бензином покупать не будет и наша экономика, как есть рухнет!

— А при чём тут бензин? — сделал я удивлённое лицо.

— А при том, что это у них пробный экземпляр, а дальше пойдут и для бензина, и для солярки, и вообще для всего. Ты поедешь втридорога заправляться, когда появится возможность из всякой дряни сколько хочешь горючки наделать?

— Спрашиваешь, конечно, нет!

— Вооот и никто не поедет. А как это случится, то тут всё и рухнет, поэтому-то гэбисты такой кипиш и подняли!

Нравилось мне слушать, как он грамотно и толково всё излагает!

Хоть у меня и образования побольше, но вот так, по полочкам разложить — не получается.

— А может это всё-таки инопланетяне? — осторожно спросил я. — Мне тут недавно летающая тарелка снилась.

— Опять ты со своими фантазиями, — возмутился Кукуй. — То тебе русалки в камышах мерещатся, то журавли матом курлычут! Сколько раз повторять: это тебе не город, приехал жить на земле, так будь добр — выбрось свои фантазии и не морочь людям бошки! Когда я собственными глазами увижу твоего живого инопланетянина или русалку, вот тогда и поверю, но никак не раньше!

Я ещё посидел у Кукуя, а когда понял, что не хочет он меня поить из своих неконфискованных запасов, то пошёл домой. Да я бы и сам, случись такое дело, никому и капли не дал — самому мало! Пришёл и еще почти весь день в трезвом виде продержался, а потом взял охапку сена, залез на чердак, припал к животворящему источнику, и пил, пил, пил, без всякой закуски, не разбавляя водой, и не заморачиваясь на кружки и стаканы, а напрямую, из трубочки, прерываясь только на то, чтобы открыть крышку и зарядить новую порцию.

Через неделю, подойдя к гардеробному зеркалу, с трудом узнал себя: я вроде бы вырос, потолстел, перестал сутулиться, сил набрался, а уж глаза как помолодели — так и сверкают! Вышел на улицу, начал бриться, а у меня вместе с бородой лохмотья старой кожи слезают, а под ней новая выросла: молодая и розовая, словно у поросёнка. Пошёл я к Сашке Кукуйкину, а они с Лешим уже на пару сидят за нашим любимым столом под грушей и себя в зеркало по очереди рассматривают. Первое в глаза бросилось, что у Лешего пропал ужасный шрам от ожога на левой щеке, который он ещё в Афгане заработал. Он из-за него-то и получил свою кликуху, а теперь внезапно перестал ей соответствовать — нормальный мужик, женщины за таким табунами должны бегать, а не шарахаться, как прежде! Да и Кукуй сильно изменился, он и раньше амбалом был, а сейчас, вообще, словно культурист какой стал: такие бицепсы из-под майки торчат — впору в кино сниматься.

Не успели мы обсудить причины нашего внезапного омоложения, как из-за кустов вышел Паклик, только мы глянули и нас смех пробил — у него на месте лысины проросли короткие рыжие волосы, и в полукольце длинных седых волос они смотрелись чрезвычайно комично. Паклик тоже улыбнулся нам, и тут мы чуть со скамейки от смеха не попадали: зубов-то у него уже давно не было, не то что у нас, а сейчас у него новые полезли, только почему-то первыми прорезались клыки — от чего он сразу стал похож на вампира из фильма ужасов.

Когда мы вдоволь насмеялись, Паклик присел за стол и сказал:

— А я тут во сне бабу стал видеть — одну и ту же — каждую ночь снится.

— Красивая хоть? — спросил Кукуй.

— Ага, худенькая, маленькая, глазищи огромные зелёные, а волосы, как ковыль — аж серебрятся!

— И мне тоже снится, — сказал Леший, — только моя фигуристая и стриженная. В тонком комбинезоне, а под ним — ничего! Стоит на каком-то пригорке и мне рукой машет.

Кукуй тяжело вздохнул:

— А мне раньше всё время снилась моя жена-покойница, какой она в молодости была. А тут только глаза прикрою, как вижу какую-то мулаточку: кожа смуглая, ровная, волосы курчавые, а глазищи — прямо как смоль! Высокая, спортивная, подтянутая, и тоже полуголая — не весть во что одетая.

Все уставились на меня, но я не собирался колоться! Так я им и рассказал про незнакомку из моих снов: с длинными, волнистыми русыми волосами, и глазами голубыми, как лесные озёра.

— Не помню я.

— Чудак-человек, — ухмыльнулся Кукуй. — Не хочешь — не рассказывай. Просто скажи: снилось что-то такое, или нет?

— Что-то снилось, — выдавил я из себя, — но какая она — не помню!

— А мы к ним полетим? — вдруг спросил Паклик. — В смысле, к нашим новым бабам?

Все, видать, о чём-то таком тоже думали, — уж слишком резко повернули в его сторону головы:

— А куда лететь? И на чём? Ты знаешь?

— Нет, — смутился Паклик, — просто мне снится, что я лечу к ней просто так, словно птица между звёзд.

— То-то же и оно, — вздохнул Кукуй. — И я тоже не знаю, но тянет меня к ней. Давно уже на баб не тянуло, а тут, поди ж ты — не идёт из головы, чернявая.

Мы разошлись поздно вечером, прежде чем забираться на свой чердак, я лёг на влажную от выпавшей росы траву и долго смотрел на звёзды: они звали меня и манили. В моём мозгу метались сотни новых мыслей и образов, но я в них пока не мог разобраться, а ещё не шёл из головы наш сегодняшний спор. Нет, Сашка весомо излагал свои теории насчёт очищения организма, но я с ним не согласен; всё-таки изменения, происходящие с нами, означают другое: кто-то даёт нам ещё один шанс. Взять, к примеру, меня, ведь я ничего не добился, ничего не достиг, за всё хватался, ничего не довёл до конца, наделал кучу ошибок, а потом и вовсе сбежал в деревню от трудностей и неурядиц. У Кукуя жена рано умерла, дети выросли, разъехались и его забыли.