Контроль над разумом и другие сражения холодной войны - [13]

Президент Трумэн взял письмо, адресованное Черчиллю, и приписал внизу:

«Это прекрасная школа в моем родном штате. Надеюсь, вы сможете приехать. Я вас представлю. Всего наилучшего».

Миссури не самый известный штат в США, Фултон не самый большой город, здесь вообще мало что происходит. Только однажды приехал Черчилль, произнес речь, и она сделала Фултон историческим городом. В память о знаменитой фултонской речи здесь открыли музей Черчилля. Вестминстерский колледж — главная достопримечательность города. Теперь, кстати говоря, здесь учатся студенты и из нашей страны.

Трумэн и Черчилль поехали в Фултон на поезде. Черчилль пребывал в отличном настроении. Перед ужином выпил пять порций скотча. Утром 5 марта 1946 года он внес последние исправления в свою речь, которую размножили на ротапринте. Американский президент прочитал текст и одобрил.

Тысячи людей собрались, чтобы увидеть Трумэна и Черчилля. После обеда в доме президента колледжа гости отправились в спортивный зал. Другого помещения, способного вместить всех желающих, в колледже не нашлось. Во вступительном слове Трумэн рассказал, как познакомился в Потсдаме с Черчиллем и Сталиным, и они оба ему понравились. Черчилля он назвал одним из выдающихся людей нашего времени и предоставил ему слово.

— Я глубоко восхищаюсь доблестным русским народом и моим товарищем в военные годы маршалом Сталиным, — говорил Черчилль. — Мы понимаем, что России необходимо обеспечить безопасность своих западных границ, устранив любую возможность германской агрессии. Мы рады, что Россия заняла законное место среди ведущих мировых держав. Мы приветствуем ее флаг на морях. Но я не могу не сказать о том, что происходит в Европе. На мир, озаренный победой союзников, пала тень. Никто не знает намерения Советской России и ее международной коммунистической организации, и каковы пределы, если таковые существуют, их экспансии.

И вот тогда Черчилль произнес знаменитые слова о «железном занавесе»:

— От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике железный занавес опустился на наш континент. По ту сторону занавеса все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы — Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест и София. Все эти знаменитые города и их население оказались в советской сфере… Почти все эти страны управляются полицейскими правительствами, в них нет подлинной демократии… Это явно не та свободная Европа, ради которой мы сражались. Я не верю, что Советская Россия жаждет войны. Она жаждет неограниченного расширения своей власти и идеологии. Из того, что я наблюдал в годы войны, я заключаю, что наши русские друзья и соратники ничем не восхищаются больше, чем силой, и ничего они не уважают меньше, чем слабость, особенно военную слабость.

Первая реакция на его речь была очень критической и на Западе, и на Востоке. Американские газеты обвиняли Черчилля в том, что он отравил и без того трудные взаимоотношения между США и СССР и опять пытается втянуть их страну в европейские дела. Трумэн поспешил сказать журналистам, что не читал текст заранее: в свободной стране каждый имеет право говорить все, что он думает.

Президент написал Сталину, что приглашает его в Соединенные Штаты и готов прислать за ним авианосец «Миссури». Трумэн обещал отвести Сталина в университет Миссури, чтобы и он мог, как Черчилль, сказать, что он думает. Сталин отклонил приглашение.

Назначенный послом в Советский Союз американский генерал Уолтер Беделл Смит в Нью-Йорке остановился в той же гостинице, в которой жил Черчилль. Смит не разделял все взгляды Черчилля, высказанные им в Фултоне, но очень хотел его увидеть. Смит позвонил в его номер. Черчилль пригласил зайти. Посол застал его в ванной комнате. Пока Черчилль одевался, они несколько минут поговорили.

Бывший премьер-министр был крайне раздосадован пикетами на улицах. Коммунисты и левые ругали его почем зря, а он привык к тому, что в Америке его встречают восторженно. Но считал, что сделанный им в Фултоне анализ точен:

— Припомните мои слова — через год-два многие из тех, кто меня сейчас поносит, скажут: «Как Черчилль был прав!»

Молотов и Вышинский выразили свое негодование государственному секретарю Джеймсу Бирнсу на переговорах в Париже.

«Молотов и Вышинский, — говорится в записи беседы, — выражают удивление, что Черчилль выбрал именно США для выступления со своей речью, которая была ничем иным, как призывом к новой войне.

Бирнс берет под защиту Черчилля, указывая, что он выступал не как член Британского Правительства, а как частное лицо, что ни он, Бирнс, ни Трумэн не видели речи заранее и пр.

Молотов замечает, что Черчилль подорвал свой престиж, выступив с такой речью.

Бирнс говорит, что заслуги Черчилля в минувшей войне настолько велики, что Черчилль до самой смерти будет иметь массу поклонников…

Молотов отвечает, что нельзя оправдывать Черчилля, провозгласившего новую расовую теорию, теорию англосаксонского господства над миром, с которой далеко не все согласятся…»

Сталин назвал речь Черчилля «опасным шагом». Он увидел в ней контуры противостоящего ему военного союза, хотя сильно рассчитывал на англо-американские противоречия. 9 февраля 1946 года он выступил перед избирателями на выборах Верховного Совета СССР. Сталин сказал, что коммунизм и капитализм несовместимы, поэтому война неминуема. Конфликт с Западом возникнет в пятидесятые годы, когда Америка будет переживать тяжелый экономический кризис.