Контрапункт - [73]

– Э, ну как, не загнулся еще? – весело спрашивает тот, что нас встретил.

– Э, нет, – будто передразнивая брата и похлопывая его по плечу, отвечает другой. – Лечу завтра на свое «ранчо» в Сухуми.

– Э, «весь этот трепет жизни бедной…» – цитирует один.

– Э, нет, не так – живо перебивает другой, – «весь трепет этой жизни бедной…».

– Кто же из вас прав? – врезаюсь я в стихотворный поединок.

– Я, – отвечают в один голос оба.

Потом нам все-таки удается поработать. А работа заключается в том, чтобы вспоминать, вспоминать, воссоздавая шаг за шагом, то, что уже ушло. Иногда в глубинах памяти попадаются огромные, значительные пласты, и тогда ты чувствуешь большую удачу, а иногда – совсем крупицы, и они могут принести не меньшую удачу, ибо за отсутствием такой крупицы подчас не сходятся, не клеются большие пласты.

Почему-то прожитая часть жизни не укладывается в памяти той длинной непрерывной дорогой, как она шла, и события, факты, люди отражены в ней в смутном круговороте сопоставлений, ассоциаций и прочих таинственных плетениях нашего «я».

Подчас некий факт вдруг высвечивается с фосфорической броскостью, иные же никак не удается выловить из далеких глубин сознания. Порой, как известно, нелегко восстановить события вчерашнего дня. Просто потому, что день уже ушел. А тут – целая жизнь. Две жизни…

С того момента, как я решилась написать о них, я думаю о братьях постоянно: дома, на улице, среди друзей и даже тогда, когда, кажется, вовсе о них не думаю.

…Скупое убранство комнаты Бориса Андреевича – кровать, письменный стол, маленький шкаф и маленький телевизор. Да аквариум, да полки с книгами. Книг, кстати, немного, раньше было значительно больше, но их «зачитали». Так было и с любимейшей книгой братьев – «Антологией русской поэзии». Знакомый журналист попросил у Бориса Андреевича ее почитать, а затем позвонил ему и некоторое время откашливался. «Мы с вами поссоримся, – сказал он, – но книгу я вам не верну». И вот тут уж слово сдержал, не вернул – цена доверия. Все же Борис Андреевич и его домашние еще надеются, что тот журналист передумает и вернет.

Украшают комнату два пейзажа и портрет Александры Николаевны.

Кабинет Виталия Андреевича в точности таков же – и скупость обстановки, и аквариум, и пейзажи, и те же сильно поредевшие полки с книгами.

В их комнатах неизменно проживают: у Виталия Андреевича – пышнотелая, ленивая Мурка, у Бориса Андреевича – воинственный, с вечно рваным от уличных драк ухом Марс, отзывающийся, впрочем, на кличку Крыса…

– Э, что это ты ногами шаркаешь? – вдруг спрашивает один.

– Э, вовсе нет, – отвечает брат, и шарканья больше не слышно.

И снова мы погружаемся в прохладные глубины их памяти, и они то принимают, то отвергают нас.

– Погляди-ка, окна у меня прямо в сад. Здорово, верно? А утром – солнце…

– А у меня солнце – весь день. Утреннее – в одной комнате, дневное – в другой и закатное – в третьей. Поэтому я больше, чем ты, загорел.

– И ты думаешь, это еще может украсить нас?

– М-мм, разумеется…

Возвращение к прошлому подчас несет с собою грусть – «уж не вернуть…». Но если круто обернуться назад, то может показаться, что та часть жизни, что уже прошла, еще впереди, и это может окрылить, но ненадолго. Такая видимость смещения времен, как правило, мимолетна и призрачна, ибо по-настоящему человек не может, не должен жить прошлым. Во всяком случае, братьям Аркадьевым это не дано. Долго искать былое – это им просто не свойственно, их не слишком-то увлекает разговор в духе «а помнишь?…». И даже побуждаемые мною к воспоминаниям, они непроизвольно «съезжают» на настоящее. Проблемы космоса, политики, искусства, естественно, спорта – все входит в сферу занимающих их проблем. И в этой «нескончаемой вакханалии судеб и событий» они ищут и находят то, что им бесконечно дорого – радость бытия.

И ведя беседу о самых серьезных вещах на свете, они то и дело подшучивают друг над другом, как бы проверяя боеспособность друг друга.

Собственно, рассуждения их и не носят характера плавной беседы. Скорее это похоже на поединок-диалог, где соперники, безусловно, достойны друг друга и даже если и не всегда в лучшей форме – все равно в любой момент готовы отразить любую «атаку», ибо встреча их – надежный стимул к поединку.

– А интересно, у кого из нас плешивость больше? – вдруг обращается ко мне один из них. В веселой растерянности я гляжу на братьев. Я не могу определить и прошу:

– Пожалуйста, станьте рядом.

– Ну уж нас столько ставили рядом! – дружно смеются оба, и «поединок» – уже в стихах – продолжается:

Благословляю все, что было…

Я лучшей доли не искал.