Контракт с Господом - [73]

- Не возражаю. Записывайте. Итак, эта история началась в Вене в одну суровую зиму, когда некая еврейская супружеская пара пришла в нацистскую больницу...

ОСТРОВ ЭЛЛИС, НЬЮ-ЙОРК. Декабрь 1943 года

Юдель тихо плакал в сумраке трюма. Судно уже пришвартовалось, и матросы сообщили об этом беженцам, ютившимся в каждом углу турецкого грузового парохода. Все бросились на свежий воздух, и лишь Юдель не двинулся с места. Он горько плакал, вцепившись в закостеневшую руку госпожи Мейер, не желая признать, что она умерла.

Это была уже далеко не первая его встреча со смертью. Он успел немало пережить с тех пор, как покинул убежище судьи Рата. Но сама мысль о том, что придется покинуть этот крошечный тесный и темный, но такой безопасный уголок, приводила его в ужас. При первой же встрече с солнечным светом ему пришлось убедиться, что под солнцем обитают чудовища. Первый опыт, который он вынес при столкновении с городом, состоял в том, что, прежде чем покинуть убежище, необходимо внимательно оглядеться, а затем бежать во весь дух, пока на пути не отыщется следующий темный угол. Первый же поезд, который он увидел в своей жизни, напугал его до глубины души постоянным шумом, грохотом и кошмарными чудищами, прохаживающимися по вагону, которые только и смотрели, кого бы сожрать. К счастью, если показать им волшебную желтую карточку, они тебя не тронут и пройдут мимо. Оказавшись впервые на открытой местности, он возненавидел острый колючий снег и трескучий мороз, от которого отнимаются ноги. А от встречи с морем в его памяти остался лишь пугающе необозримый простор кругом и почти тюремная теснота трюма.

Лишь попав на этот корабль, идущий в Стамбул, Юдель снова успокоился, уютно свернувшись в темном углу трюма.

Им потребовалось всего полтора дня, чтобы достичь турецкого порта. Однако лишь спустя долгих семь месяцев они смогли из него выбраться.

Чего стоила госпоже Мейер одна только выездная виза! Турция в то время была нейтральной страной. Ее доки заполнили полчища беженцев, к дверям консульств и учреждений гуманитарной помощи - таких, как "Красный полумесяц" - потянулись длиннейшие очереди. Всё напрасно. Великобритания старалась по возможности ограничить поток еврейских беженцев, направляющихся в Палестину. Соединенные Штаты отказывались давать им разрешение на въезд. Мир оставался глух к тревожным вестям о массовых убийствах людей в концентрационных лагерях. Даже столь почтенное издание, как лондонская "Таймс", говорило о нацистском геноциде не иначе как о "страшилках".

Страшно вспомнить, сколько им пришлось пережить. Йора бралась за любую работу, просила милостыню, а по ночам укрывала малыша своим пальто. Она старалась не тратить деньги, которые дал ей судья Рат. Ночевали они где придется, будь то какой-нибудь вонючий трактир или приемная "Красного полумесяца", переполненная беженцами до такой степени, что невозможно было найти клочка свободного места, чтобы приткнуться, а о том, чтобы дождаться своей очереди в туалет, нечего было и думать.

Йора могла лишь снова и снова наводить справки и молиться. У нее не было здесь ни друзей, ни родных, она не владела никакими языками, кроме идиша и немецкого, причем, первым из них она пользоваться упорно не желала: слишком тяжелые воспоминания он навевал. Состояние ее здоровья всё ухудшалось. Однажды утром, когда после тяжелого приступа кашля, разрывавшего легкие, она увидела у себя на губах кровавую пену, Йора поняла, что времени у нее осталось совсем мало. Тогда она решилась на отчаянный шаг, отдав все деньги одному ямайскому моряку, который служил на грузовом судне, ходившем под американским флагом. Через несколько дней это судно должно было покинуть Стамбул. Несмотря на все трудности, экипажу удалось провести их на корабль незамеченными и устроить в трюме, где они смешались с толпой других, привилегированных беженцев, которым удалось связаться с родственниками в США, и те сделали им визы.

Йора умерла от туберкулеза за тридцать шесть часов до того, как они достигли североамериканского побережья. Юдель не отходил от нее ни на минуту, несмотря на то, что и сам тоже был болен. У него начался ужасный отит, и в течение нескольких дней его уши ничего не слышали, а мозги, казалось, превратились в желе. Любой громкий звук отдавался в его голове, словно грохот лошадиных копыт по железным листам. Именно поэтому он и не услышал, как матрос велел ему выбираться наружу. В конце концов матросу надоело кричать, и он просто дал Юделю пинка.

- Выбирайся, недоносок! Тебя ждут на таможне.

Юдель снова попытался ухватиться за Йору. Один из матросов, прыщавый коротышка, больно ухватил его за шиворот и оттолкнул.

- Сейчас ее унесут, - сказал он. - А ты пошел наверх!

Малыш повернулся и с трудом поднялся на ноги. Он долго шарил в карманах пальто Йоры, пока наконец не нашел письмо отца - то самое письмо, о котором Йора столько ему рассказывала - и спрятал его за пазуху. Между тем, моряк вновь повернулся, схватил его в охапку и потащил наружу - в столь ненавистное открытое пространство.

Он шел по внутреннему коридору. Впереди располагалась таможня; служащие в синих мундирах, сидя за длинными столами, проверяли документы у иммигрантов. Юдель молча дожидался своей очереди; его ноги в дырявых башмаках горели огнем. Ему хотелось забиться куда-нибудь в угол, спрятаться от света. Он дрожал в ознобе.