Контракт - [37]

— Вот я и хочу доказать, что могу и побороться.

— Для этого перед самым конкурсом летишь домой погулять и побуянить, я правильно тебя понял? Был бы спортсменом, тебя к соревнованиям бы не допустили!

— Ну и зачем такие параллели, пока не все так плохо, спорт и музыка не объединены окончательно, хотя процесс сближения наблюдается, несомненно. — Кирилл самодовольно ухмыльнулся, помолчал минуту, не решаясь сказать вслух, но не утерпел: — Незабвенный Святослав Теофильевич как говаривал? «Если я не занимаюсь один день — это слышу я сам, два — это слышит мой педагог, если не занимаюсь три дня — это слышит публика». Он прав, но три дня публика не распознает. А меня всего-то четыре дня не было. Засучу рукава…

— Ты не Рихтер, мой мальчик, — сухо заметил Валентин Юрьевич. — И с Гилельсом тебя сравнивают только в рекламных целях. Не забывай. Культура сейчас иная, то, что делали они, кажется фантастикой. Технический прогресс плюс нравственный обвал — дают в сумме культурную целину, традиции канули, вспахивать надо заново. Ты идеально устроен для периода, именуемого «дыра во времени». Не забывай, что с восторгом тебя принимают люди по преимуществу темные. Массовый зритель, падкий до красивых и широких жестов, а на сцене ты эффектен, этого не отнять, ты делаешь музыку зрелищной. Массовому зрителю хочется принадлежать к высшему свету, к элите. Но куда ж ему податься, куда его пускают-то, чтоб он хоть чуточку ощутил мечту сбывшейся? Разве что в филармонию, в концерты, аплодировать оркестрам и камерным ансамблям, насвистывать темы из опер и повторять: «Мы с тобой, душечка, меломаны», возвращаясь из театра. И что стоит ему, элитному знатоку музыки, переключить внимание, побежать вслед за новой звездой, мигом позабыв про Кирилла Знаменского, потерпевшего досадную неудачу?

Вчера я, по чистой случайности, слушал часть репетиции Мити Вележева. Ты знаешь, как я к нему отношусь, ему всегда недоставало настоящей страсти, слишком много мудрит, на мой взгляд. Но теперь он иначе зазвучал, что-то новое появилось! Это было не просто хорошо, но индивидуально, с блеском! Вот что значит упорство в занятиях!

— Сколько бы он ни занимался, мы победим!

Кириллу затянувшиеся наставления изрядно поднадоели. Перебор. Но Валентин Юрьевич не унимался. От ничего не значащей фразы он будто подскочил как ошпаренный, с ним истерика случилась, как с известной всей консерватории певицей Тихоновой, та заходится от мелочи и часами на студентов орет.

— Кирилл, сейчас о главном, наконец. Я вообще не хотел затрагивать этот момент, но ты меня вынудил. У меня в жюри нет никакой поддержки. Никого свое-го! И меня не пригласили — не только председателем не сделали, но вообще не удосужились позвать. Ты, музыкант с именем, выходишь играть в чисто поле. Под перекрестный огонь соперников, завистников, поклонников твоего таланта и отрицателей оного на корню. Ты ставишь под удар всю нашу работу! И при этом к масштабному мероприятию почти не готовишься. Как это прикажешь понимать? В последний раз спрашиваю: зачем тебе этот конкурс? Кирилл, откажись от сумбурного риска, не лети туда вовсе. У тебя гастроли на носу, все поймут правильно.

— Нет, Валентин Юрьевич. Не откажусь. Я хочу, чтоб на афишах писали слова «Гран-при» и «лауреат первой премии». И, наконец, я хочу выиграть честный бой за право не только быть, но и считаться первым.

— Честных боев даже в твоем футболе не бывает. Чемпиону непременно кто-то недозволенную правилами подножку подставит. И уходит чемпион на заслуженную больничную койку. Надолго.

Кирилл вышел из консерватории, неимоверным усилием воли удерживая на лице всегдашнее отстраненно-приветливое выражение. «Беспечней гляди, беспечней!» — в голове только одна фраза, как заклинило. Машина завелась резво. Он развернул ее, уверенно рванув руль, помчался через площадь. Ему хотелось как можно скорее отъехать от места, где его битый час отчитывали, как нашкодившего пацаненка. Он не бесчувственный чурбан, как многие думают, наоборот, — немыслимо, даже недопустимо сентиментален и впечатлителен, что лет с десяти решил скрывать ото всех, в первую очередь от самого себя. Главное — быть настоящим мужиком, чем бы ты ни занимался. Кирилл с детства мечтал не о славе, а о малости, безделице: быть мужчиной — настоящим мужчиной, победителем. Крутым и небрежным. Но маленький нерешительный мальчик внутри не унимался, спорил с ним, они вели диалоги — правильно ли Кирилл понимает идею «быть мужчиной».

Кирилл постоянно грыз себя, неудовлетворенность захлестывала, потому ни секунды без дела не сидел, бежал вперед, вверх, прямо — чтоб не терять темп, не остаться наедине с этим вечным червем, поедающим его изнутри. Но сегодня ему вдруг захотелось поговорить со смешным мальчишкой. Разобраться. Он поехал поближе к безлюдным, насквозь продуваемым, окаменевшим невским берегам, оставил машину у первого же крыльца и долго ходил взад-вперед, разглядывая зыбкую воду, проглядывающую во льдах. Блеклые льдины на Неве удерживаются так долго, что уже нет надежды на перемену сезона в будущем. А в один прекрасный день глядишь — картина настолько изменилась, что о льдах не вспоминаешь вовсе.