Конторские будни - [8]

Шрифт
Интервал

Чуть приподнявшись, Грайс нащупал в брючном кармане ребристую грань десятипенсовой монеты, но Сидз опередил его.

— За новенького плачу я, — объявил он Тельме.

Надо не забыть рассчитаться с ним во время вечернего перерыва, подумал Грайс. Когда у него появится собственный стол, этот обмен угощением сделается, возможно, традиционным — если они по-прежнему останутся соседями. Утром Сидз будет платить за Грайсов кофе, а вечером Грайс будет расплачиваться за его чай или, скажем, фруктовую воду. Грайс не возражал против такого порядка — при условии, что все напитки стоят одинаково, — эти взаимные маленькие одолжения служили, на его взгляд, прекрасной смазкой для плотно пригнанных шестеренок современного общества.

Вскоре Тельма вернулась. Любителем фруктовой воды оказался Хаким — Тельма поставила на его стол пластиковый стаканчик. Но кофе и чай были налиты не в стаканчики, выдаваемые автоматом, а в обычные чашки. Его новые коллеги, видимо, считали, что пластиковые стаканчики с горячим кофе или чаем трудно держать в руках, а может, им не нравился запах разогретого пластика или — тоже вполне возможно — однажды в автомате этих стаканчиков на всех не хватило, и, оставшись без очередного полдника, они с тех пор уже не полагались на автомат, а принесли из дому или купили в ближайшем магазине собственные чашки. Значит, ему тоже предстояло завести себе постоянную чашку — и проще всего было, наверно, дать Тельме деньги, чтобы она купила ее во время перерыва на обед. А сейчас Тельма поставила перед ним сувенирную корнуэльскую чашечку — видимо, Ваартову.

Грайс сделал пробный глоток и, заметив, что Сидз ждет от него какой-нибудь традиционной шутки, хотел было скорчить привычную гримасу отвращения, но в последнюю секунду передумал и, слегка покачивая головой, удивленно поднял брови, а губы неопределенно выпятил, как человек, заранее готовый согласиться с мнением собеседника.

— А ведь, пожалуй, не так уж плохо. Я, признаться, ожидал худшего. Нет, я положительно ожидал худшего!

— В самом деле? Ну так посмотрим, что вы скажете, когда отведаете нашего чая.

— Как? А разве это не чай? — воскликнул Грайс. Он посчитал было тему исчерпанной, но, видя, что Сидз ждет от него продолжения, добавил: — Там, где я последнее время работал, это адское варево было куда ядовитей.

— А где вы работали, если не секрет?

— В «Комформе». Может, слышали? Конторское оборудование, архивные шкафы и всякое такое. Я гнул там спину три последних года.

— Как же, как же, слышал. Это где-то в Хаммерсмите, верно?

— Вроде бы там. Кажется, административно мы входили в этот район. А впрочем, не поручусь.

— Ну да, такое длинное, то ли двух-, то ли трехэтажное здание у Чисвикской эстакады.

— Нет-нет, я знаю, о чем вы думаете — это завод безалкогольных напитков. Только вот не помню, как он теперь называется.

— «Берри»?

— Правильно, «Берри». Помните его рекламу? «Я верю только в напитки Берри — бери фруктовые воды Берри!» Его, кажется, проглотил какой-то концерн — не то Уотни, не то Басс-Чаррингтон, — один из этих нынешних гигантов. Ну вот, а наше здание — очень, правда, похожее на «Берри» — гораздо дальше.

— Дальше в сторону Ричмонда?

— Совершенно верно. Только немного южнее…

Они обсуждали местоположение «Комформа», пока Сидз не уразумел наконец с полнейшей точностью, в каком именно районе Лондона работал раньше его новый сослуживец. Копланд еще не дал Грайсу никакого задания, и он твердо надеялся на пару свободных дней — ведь надо же ему привыкнуть к новому месту, — а служебные занятия Сидза явно позволяли тому вволю поболтать. Перед ним виднелась пачка типографски отпечатанных бланков, проложенных листами копирки, — внутрифирменные заказы на какое-то конторское оборудование, как решил Грайс, — и он привычно заполнял в них карандашом некоторые графы, а верхний экземпляр многокопийной пачки бланков, припечатав его отдельским штампом, клал в папку. Остальные пять или шесть заполненных под копирку экземпляров находили себе пристанище на нескольких проволочных подносах, а папка с первыми экземплярами лежала в деревянном подносе для «исходящих». Если, как думал Грайс, это были бланки требований, то их, видимо, передавали к концу рабочего дня в другой отдел для дальнейшей обработки. Этот процесс был до тонкостей знаком ему по предыдущей службе, но здесь все бланки выглядели одинаково, то есть были, вероятно, внутрифирменными, а в «Комформе» ему приходилось иметь дело с самыми разными по форме документами, не говоря уж о массе разнообразнейших деловых писем из других компаний. Хотя «Комформ» рассылал постоянным клиентам стандартные бланки заказов на свою продукцию, те обычно не желали ими пользоваться, и Грайсу, прежде чем он мог заняться работой, которую выполнял сейчас Сидз, приходилось переносить все присланные заказы на стандартные фирменные бланки. Так что здесь обязанностей у него будет, видимо, гораздо меньше.

— Скажите, если это, конечно, не секрет, что заставило вас перейти в «Коварный Альбион»? — спросил Сидз когда географическое местоположение «Комформа» быле окончательно определено. «Коварным Альбионом» он с мрачноватым юмором нарек фирму, в которой трудился. Другие служащие именовали ее кто лавочкой, кто бедламом, кто концлагерем, но Сидзово название было, на взгляд Грайса, самым оригинальным — оно, как он вскоре понял, удачно характеризовало сущность «Альбиона», или, официально, треста «Британский Альбион».


Еще от автора Кейт Уотерхаус
Билли-враль

Между двумя книгами известного английского сатирика существует глубокая идейная связь. Билли-враль — молодой человек, мелкий клерк в похоронном бюро, живущий в мире собственных фантазий и грез. Клемент Грайс, герой романа «Конторские будни», — это как бы постаревший Билли: он уже много лет работает в разных фирмах и давно ни к чему не стремится. Автор рисует гротескно-символическую картину, высмеивающую современную бюрократию.


Альберт и лайнер

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Шесть повестей о легких концах

Книга «Шесть повестей…» вышла в берлинском издательстве «Геликон» в оформлении и с иллюстрациями работы знаменитого Эль Лисицкого, вместе с которым Эренбург тогда выпускал журнал «Вещь». Все «повести» связаны сквозной темой — это русская революция. Отношение критики к этой книге диктовалось их отношением к революции — кошмар, бессмыслица, бред или совсем наоборот — нечто серьезное, всемирное. Любопытно, что критики не придали значения эпиграфу к книге: он был напечатан по-латыни, без перевода. Это строка Овидия из книги «Tristia» («Скорбные элегии»); в переводе она значит: «Для наказания мне этот назначен край».


Призовая лошадь

Роман «Призовая лошадь» известного чилийского писателя Фернандо Алегрии (род. в 1918 г.) рассказывает о злоключениях молодого чилийца, вынужденного покинуть родину и отправиться в Соединенные Штаты в поисках заработка. Яркое и красочное отражение получили в романе быт и нравы Сан-Франциско.


Охотник на водоплавающую дичь. Папаша Горемыка. Парижане и провинциалы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Триумф и трагедия Эразма Роттердамского; Совесть против насилия: Кастеллио против Кальвина; Америго: Повесть об одной исторической ошибке; Магеллан: Человек и его деяние; Монтень

Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881 — 1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В девятый том Собрания сочинений вошли произведения, посвященные великим гуманистам XVI века, «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского», «Совесть против насилия» и «Монтень», своеобразный гимн человеческому деянию — «Магеллан», а также повесть об одной исторической ошибке — «Америго».


Нетерпение сердца: Роман. Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой

Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В третий том вошли роман «Нетерпение сердца» и биографическая повесть «Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой».


Том 2. Низины. Дзюрдзи. Хам

Во 2 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли повести «Низины», «Дзюрдзи», «Хам».