Контакты с утопленником - [22]

— Какому? Абсолютно нормальному?

— Да, именно они рано или поздно становятся жертвами безумия. Скрепы в психике недостаточно гибкие, чтобы помочь им пройти сквозь большие или маленькие отклонения ненормальности, или, как принято их называть, аномалии действительности.

— Выходит, из того факта, что сумасшедшими становятся меньшинство из нас, следует то, что в большинстве своем мы в достаточной степени ненормальные.

— Как вы прекрасно меня поняли! — обрадовался Алекс. — Добавлю только, что аномалии тут, в имении, большие, вы в этом скоро сами убедитесь, а по этой причине и отклонения в психике у его обитателей шире средней амплитуды. Вот и все.

— О, как утешительно, — пробормотала я.

— В самом деле утешительно, Эми! По крайней мере есть реальный шанс, что ни у кого из нас крыша не поедет… Извините за выражение!

— Нет, что ж, хорошее выражение. Только если оно соответствует истине. Но вы прекрасно знаете, что живете под одной крышей с этими людьми…

— Ну не совсем под одной крышей, — возразил Алекс. — Я снял Старое крыло. Так что мы собираемся вместе за ужином и иногда за обедом, а в остальном…

— Старое крыло? Это где же оно?

Он указал мне на дом напротив скамейки.

— Вот оно, — сказал он.

— Ах! — Мое восклицание было совершенно спонтанным. — Вы его так уже называете?.. А это гранитное чудовище с другой стороны, уж не оно ли Новое крыло?

— Именно, — подтвердил Алекс, и мы оба весело посмотрели друг на друга. — Верно, что это название абсолютно неподходящее. Только теперь до меня дошло. «Крылья». Вот так «птица» получается! Но, по крайней мере, мы можем быть уверены, что она никогда, никогда не улетит, а это придает все же некоторую стабильность нашему положению.

Я состроила скептическую гримасу и медленно покачала головой.

— Гм! Не знаю. По-моему, для кого-то было бы лучше, если б она улетела. Что-то вроде горы и Мухаммеда наоборот. Раз у них нет сил улететь отсюда, то нет другой «надежды», как чтобы их дом улетел.

— Кто они?

— Юла и, предполагаю…

— Юлия. Для меня она Юлия, — любезно, но не слишком своевременно сообщил мне Алекс, а глаза его как-то странно затуманились. — Юла звучит грубо.

На мгновенье я испытала какое-то непонятное разочарование. Или раздражение? Все равно. Но слух у этого господина чересчур тонкий, почти… как его носовой платок! И вообще, что на меня нашло, что я начала с ним говорить так откровенно? Не прошло и пятнадцати минут, как мы познакомились… да и смешно сказать «знакомство». Назвали друг другу свои имена и все. Да, пора бы и ему развязать свой язык, а не только извиняться за выражение и развивать теории сомнительного «аномального» достоинства..

Я посмотрела на него из-под густых ресниц своими глубокими, как мне однажды сказали, загадочными голубыми, как озера, глазами, подождала пять-шесть секунд, чтобы он опять сосредоточил внимание на мне, и тогда послала ему одну из своих самых ослепительных улыбок — между прочим, зубы у меня тоже очень хорошие.

— Вы правы, Алекс, «Юлия» ей гораздо больше подходит… — Я заметила, как он решительно набрал воздух в легкие. Видно было, что, несмотря на мою улыбку, зубы, «загадочность» и все прочее, он готов посвятить Юле длинную тираду, и потому поспешила предотвратить это: — Признаюсь, мне не совсем понятно… Вы говорили о неовеществленной нищете и больших аномалиях в здешней обстановке, обрисовали ее и другими, не менее мрачными красками и в то же время уверяете, что она вряд ли вам надоест…

— Вы удивляетесь, почему я живу в имении? — охотно продолжил он. — О, у меня есть связанные с ним интересы!

— Например?

— Прежде всего я хочу его купить. Однако старый Ридли непреклонен, приходится ждать.

Ага… Ясно! Воспитанный, галантный, утонченный и так далее Алекс устроился — держу пари, удобно — в Старом крыле и ждет. Ждет с «патрицианским достоинством» смерти парализованного человека. Но что он искренен, это все еще нельзя отрицать.

— А где гарантия, что наследники его вам продадут? — поинтересовалась я. — Неужели они вам дали такое обещание?

— Наследник, а не наследники. Это владение всегда переходило от отца к первому сыну. Нет, Валентин мне ничего не обещал, но… Другое, другое беспокоит меня, Эми. Видите ли, дело в том, что еще… да, еще одиннадцать лет назад мой отец приложил огромные усилия, чтобы заключить эту сделку. Но вышла осечка, мир его праху. Старый Ридли и тогда уже отчаянно хватался за свое имение, к тому же он издавна ненавидел моего отца. А теперь, конечно, ненавидит и меня… и в связи с этим опасность, что он нарушит традиции наследования, возрастает!

— Почему вы так думаете?

— О чем? О том, что он меня ненавидит или что он нарушит традицию?

— И о том, и о другом. И о третьем, то есть, за что он ненавидел вашего отца?

Любой мог бы сказать, что я задаю слишком много вопросов, я сама себе это уже сказала. Но не Алекс. Он просто плыл в своих водах и явно горел желанием описать мне коварные рифы на пути к заветному берегу. Или, если «приземлить» аллегорию, к заветному имению.

— Родовая вражда. Самая банальная вражда родов. Монтекки и Капулетти… только без Ромео и Джульетты, увы! Первый Ридли, который поселился тут, речь идет о капитане Джонатане Ридли, был владельцем нескольких кораблей, а внизу, в заливе, построил пристань, доки и судостроительную верфь. В общем, развил крупную для того времени деятельность. Однако его потомки оказались не на такой высоте. Начали сдавать, в смысле продавать, одну за другой завоеванные позиции, а род Трависов воспользовался вполне почтенным образом, уверяю вас, этим положением и мало-помалу сделался владельцем всего, что принадлежало роду Ридли.