Конструкторы - [36]

— Этого допускать нельзя. Но разумные компромиссы неизбежны. Нельзя рассчитывать на то, что танки будут делать только мастера экстракласса. Надо находить общий язык.

— Скорее возвращайтесь, Михаил Ильич. У вас это получится, вы для них — авторитет, а я не могу.

— Дело в том, Саша, — Михаил Ильич помолчал, словно собираясь с силами. — Дело в том… что на завод я… не вернусь. Да, самообманом заниматься нечего. — Голос его дрогнул. — Силы убывают… и это не остановить. Нечем остановить. Чудес не бывает.

Главное было сказано. Михаил Ильич справился волнением и заговорил своим обычным голосом.

— Я напишу наркому, чтобы тебя утвердили главным конструктором. Какой-нибудь варяг в данной ситуации только испортит дело, а на заводе другой подходящей кандидатуры нет.

Подавленно молчавший Метелин вдруг заговорил торопливо и горячо:

— Не могу и не хочу, Михаил Ильич. Я конструктор, силён у доски. Какой из меня руководитель? Пусть Овчаренко, он знаток производства, да и язык у него подвешен. А для меня эти выступления на собраниях, совещаниях, митингах — нож острый.

— Это недостаток, но терпимый. Скоро мы научимся меньше говорить, а больше делать. И ценить не слова, а дела.

— Не утвердят меня, Михаил Ильич. Ведь я даже не инженер, а техник. А у Овчаренко — диплом инженера.

— Дело не в дипломе. У тебя — талант, смелость, мысли, упорство в достижении цели. И, что очень важно сейчас, безусловная преданность делу. Вот почему я решил рекомендовать тебя. Ты, к сожалению, мало работал с людьми, надо научиться с ними ладить, избегать конфликтов.

— Быть добрым и милым с бездельником, тупицей или подлецом не могу.

— Этого и не требуется. Просто надо в каждом сотруднике видеть личность, постараться, чтобы он мог проявить лучшие свои качества. Не делать из него пассивного исполнителя, а предоставить самостоятельность, инициативу, тогда даже средний по способностям человек может дать многое. Надо, чтобы коллектив состоял не из безликих исполнителей, а из самостоятельных работников, каждый из которых — лучший специалист в своём деле. Над этим надо работать, это трудно, но только таким и может быть настоящий творческий коллектив.

— Для этого надо быть таким, как вы, — печально сказал Метелин. — Возвращайтесь, Михаил Ильич, без вас мы пропадём.

— Не пропадёте. И вот что ещё, Саша. Как только наладится дело с серией, сразу же приступайте к проекту новой машины. Как мы говорили — сохранить в основе Т-34, но двигатель расположить поперёк танка, за счёт этого уменьшить длину корпуса и при том же весе усилить лобовую броню, а возможно, и вооружение. Надо иметь задел на будущее. А теперь всё, Саша. Желаю тебе успеха.

Вот так они и расстались — учитель и ученик, которому предстояло поднять, и нести дальше поникшее Знамя…

Тяжёлым было последнее свидание с женой и дочками. Вера, как всегда, старалась казаться оживлённо» и даже весёлой, улыбалась, но в её бесхитростных глазах Михаил Ильич читал всё: что она предупреждена врачами о близкой развязке, что её мучат отчаяние и страх за будущее, что она держится из последних сил, на пределе. Вера, дочки… Им будет трудно без него. Последние три года он совсем оторвался от семьи. В Ленинграде хоть выходные проводили вместе, ездили всей семьёй на взморье, в Петергоф или Детское Село, часто гуляли в Летнем саду. Жили в самом центре, на Невском. А здесь он даже не видел как следует города. Утром чуть свет — на завод, а возвращался почти всегда ночью. И так каждый день — без выходных, без отпуска. Вера совсем ещё молода, а останется с тремя малолетними детьми. Всё ждала, что он вот-вот освободится и они заживут по-прежнему, как в Ленинграде. Не дождалась. Как-то сложится её судьба? А дочек? Они жмутся к матери, на него смотрят с удивлением, даже с испугом, как на чужого. Конечно, о его семье позаботятся, в беде не оставят, но всё-таки… Страдания, слёзы. Что ж, не они первые, не они последние. Чем-чем, а вдовьим горем и сиротскими слезам Русь великая всегда была богата…

Опасаясь тяжкой сцены, Михаил Ильич так и не решился поговорить с женой вполне откровенно, как с Метелиным. Старался, как и она, делать вид, что это обычное свидание, каких ещё будет немало, что он верит в благополучный исход. Проводил её и дочерей, как всегда, спокойно до двери, поцеловал на прощание, помахал рукой.

День 26 сентября выдался солнечный, тёплый. С утра Михаил Ильич чувствовал себя не хуже обычного. После завтрака вышел на веранду, сел в своё плетёное кресло по соседству с компанией доминошников, которые были уже «на посту». Вообще-то безобидное это занятие порядком раздражало Михаила Ильича. Ну как можно здоровым мужикам вот так бессмысленно убивать время? Сомнительная радость — стукнуть как можно громче костяшкой по столу. И так изо дня в день. Но довольны, шутят, смеются.

…Странно, но здесь все окружающие не замечают или делают вид, что не замечают его состояния. Грубость, бесчувственность? Вряд ли. Скорее всего, особого рода деликатность, так свойственная простым людям. Воспитание предписывает уделять тяжелобольному повышенное внимание, сочувствие. А народная мудрость подсказывает, что лучше не замечать его состояния, пусть думает, что ничего особенного не происходит, ему будет легче умирать, а это — главное.