Конструкторы - [17]

— Ну вот и договорились.

А Кошкин, неожиданно улыбнувшись каким-то воспоминаниям, тут же добродушно сказал:

— А я, признаюсь, было — терялся в бою. Под Царицыном у моего «максима» ленту заело, а я жму на гашетку, прилип к пулемёту и — баста. Второй номер еле оттащил…

На завод приезжали высокие гости — руководители республики и области. А весной из Москвы приехал сами нарком К.Е. Ворошилов.

По заведённому порядку гостей сначала знакомили с главным корпусом, где шла серийная сборка лёгких и быстрых колёсно-гусеничных танков БТ-7 и БТ-7М, откуда, сверкая новыми гусеницами, уходили готовые машины в испытательный пробег; и только потом вели в тесный и полутёмный опытный цех, где рядом стояли два пока ещё почти никому не известных и совсем незнаменитых танка — А-20 и Т-32. После того как на машины поставили башни и пушки, стала заметнее разница между ними — Т-32 с семидесятишестимиллиметровым орудием выглядел намного внушительнее, чем А-20 с сорокапятимиллиметровой пушкой.

Докладывая о новых танках, главный конструктор обычно не пытался их сравнивать, предоставляя это слушателям. Но нарком, помнивший, очевидно, высказывания Кошкина на Главном военном совете, не без лукавинки спросил:

— А какому из этих танков вы лично отдаёте предпочтение?

— Мне дороги обе эти машины, — спокойно ответил Михаил Ильич. — Каждую из них мы стараемся сделать как можно лучше. Оба танка — А-20 и Т-32 — будут в срок готовы к испытаниям. А там, как говорят спортсмены, пусть победит сильнейший.

7. На двух полигонах

1 сентября 1939 года гитлеровские танковые дивизии двинулись на Польшу. Подспудно уже клокотавшее пламя второй мировой войны первым огненным языком вырвалось наружу.

По дорогам Польши на восток двигались в основном танки Т-II — лёгкие машины с противопульной бронёй и слабым вооружением — с двумя пулемётами или с пушкой калибром двадцать миллиметров и пулемётом. Немало было и танков Т-I, сделанных на основе закупленных в своё время в Англии танкеток «карден ллойд». С парусиновыми макетами танков Т-I немецкие генералы — ещё с оглядкой на версальский договор, запрещавший Германии строить и иметь танки, — проводили репетиции будущего «решительного танкового наступления». Генерал Хайнц Гудериан в одной из своих статей сетовал на то, что школьники протыкают макеты карандашами, чтобы заглянуть внутрь. Может быть, это и послужило причиной получившего печальную известность кровавого недоразумения, когда польская кавалерия в первые дни войны с саблями наголо атаковала немецкие танки, понеся огромные потери. Броня гитлеровских ма шин оказалась уже не фанерной, а настоящей, крупповской…

Взяв всего через три недели Варшаву, упоённые небывалым успехом гитлеровцы стремительно двинулись к границам СССР. Уже за Бугом, в Бресте, танковый корпус Гудериана встретился с танковой бригадой Семёна Кривошеина, участвовавшей в освободительном походе Красной Армии в Западную Украину и в Западную Белоруссию. В бригаде были танки Т-26, имевшие примерно такую же, как у Т-II, противопульную броню, но значительно превосходившие их вооружением — пушка калибром сорок пять миллиметров и пулемёт ДТ.

Комбриг Семён Кривошеин смело ввёл свои танки в город, уже занятый немецкими войсками. Он двинул один батальон к вокзалу, другой — к Бугу, третий — в центр города, где размещался штаб Гудериана.

Кривошеин был испытанный вояка, ещё юношей сражался в Первой Конной армии под Воронежем и Касторной, в украинских степях и под Перекопом. Потом окончил академию, стал танкистом и — так уж получилось — с батальоном Т-26, погруженных на пароход, проделал тернистый путь от Феодосии до испанского портового города Картахена, где ночью высадился на берег. Испанские республиканцы знали его как полковника Сенья. Невысокий, всегда подтянутый полковник Сенья, в любой обстановке сохранявший невозмутимость и склонность к подтруниванию и добродушной иронии, быстро освоился под знойным небом Испании.

В Бресте, подогнав свой танк к немецкому штабу, Кривошеин, как был в танковом шлеме и запылённом кожаном пальто, поднялся на второй этаж и, строго взглянув на застывшего в недоумении адъютанта, вошёл в кабинет Гудериана. Вот что пишет об этом Гудериан в своих «Воспоминаниях солдата»: «В день передачи Бреста русским в город прибыл Кривошеин, танкист, владевший французским языком. Поэтому я смог лично с ним объясниться. Все вопросы… были удовлетворительно для обеих сторон разрешены».

Разрешены они были так, что Гудериану со своими танками пришлось убраться из этого белорусского города на другой берег Западного Буга, о чём он горько сожалел. Но о советских танках в воспоминаниях ни слова. А ведь Гудериан был не обычный генерал, а своего рода «отец» гитлеровских танковых войск, их генерал-инспектор. Выходит, превосходство советских машин его не обеспокоило?

Дело в том, что ещё в 1937 году на Куммерсдорфском полигоне под Берлином при непосредственном участии Гудериана были закончены испытания новых немецких танков — среднего Т-III и тяжёлого Т-IV. Батальон этих новейших машин уже действовал в Польше, проходя боевую проверку в одной из дивизий. Они вполне удовлетворяли и генерала, и фюрера.