Константин Бальмонт и поэзия французского языка/Konstantin Balmont et la poésie de langue française [билингва ru-fr] - [7]

Печать фатальности во взоре глаз усталых.

О, сколько лиц без губ — и десен без зубов,

Над зеленью стола склонилось с болью сладкой!

О, сколько тощих рук, сведенных лихорадкой,

Карман давно пустой обшаривают вновь!

Под темным потолком засаленных кинкетов

И канделябров ряд бросает тусклый свет

На лица мрачные прославленных поэтов,

Успевших промотать работу лучших лет.

Вот греза адская, приснившаяся живо

Больной душе моей в бессонный час ночной.

Я сам сижу в углу берлоги молчаливой,

На стол облокотясь, холодный и немой…

Сижу, завидуя застывшею душою

Веселью мрачному, упорству их страстей,

Им всем, торгующим так нагло предо мною —

Тот честью старою, та красотой своей!

И ужаснулся я, почувствовав желанье

Стоять подобно им на роковом краю

Отверстой пропасти — и все-таки страданье

Предпочитать концу — и ад небытию!..

Les litanies de Satan [6] /Молебствие Сатане

Ô toi, le plus savant et le plus beau des Anges,

Dieu trahi par le sort et privé de louanges,

Ô Satan, prends pitié de ma longue misère!

Ô Prince de l'exil, а qui l'on a fait tort,

Et qui, vaincu, toujours te redresses plus fort,

Ô Satan, prends pitié de ma longue misère!

Toi qui sais tout, grand roi des choses souterraines,

Guérisseur familier des angoisses humaines,

Ô Satan, prends pitié de ma longue misère!

Toi qui, même aux lépreux, aux parias maudits,

Enseignes par l'amour le goût du Paradis,

О Satan, prends pitié de ma longue misère!

<…>

Toi qui fais au proscrit ce regard calme et haut

Qui damne tout un peuple autour d'un échafaud,

Ô Satan, prends pitié de ma longue misère!

Toi qui sais en quels coins des terres envieuses

Le Dieu jaloux cacha les pierres précieuses,

Ô Satan, prends pitié de ma longue misère!

Toi dont l'œil clair connaît les profonds arsenaux

Où dort enseveli le peuple des métaux,

Ô Satan, prends pitié de ma longue misère!

<…>

Bâton des exilés, lampe des inventeurs,

Confesseur des pendus et des conspirateurs,

Ô Satan, prends pitié de ma longue misère!

Père adoptif de ceux qu'en sa noire colère

Du paradis terrestre a chassés Dieu le Père,

Ô Satan, prends pitié de ma longue misère!

О лучший между сил, царящих в Небесах,

Обиженный Судьбой и нищий в похвалах.

Склонись, о Сатана, склонись к моим страданьям

О ты, кто в черный миг неправдой побежден,

В паденьи не убит, из праха возрожден.

Внемли, о Сатана, внемли моим рыданьям.

Всего подземного властитель, брат и друг,

Целитель опытный людских исконных мук.

Склонись, о Сатана, склонись к моим страданьям.

Ты прокаженному, отверженцу, рабу

Указываешь Рай, ведешь их на борьбу

Внемли, о Сатана, внемли моим рыданьям.

Ты можешь освятить позорный эшафот,

И заклеймить кругом толпящийся народ.

Склонись, о Сатана, склонись к моим страданьям.

Ты, чей глубокий взор измерил глубь Небес,

Ты, чьей рукой раскрыт огромный мир завес.

Внемли, о Сатана, внемли моим рыданьям.

Ты, жезл изгнанников, ты, жаждущих родник,

Ты, всех повешенных, казненных духовник.

Склонись, о Сатана, склонись к моим страданьям.

Усыновитель тех, на ком скорбей венец,

Кого от райских нег отринул Бог Отец.

Внемли, о Сатана, внемли моим рыданьям.

Prière/Молитва Сатане [7]

Gloire et louange à toi, Satan, dans les hauteurs

Du Ciel, où tu régnas, et dans les profondeurs

De l'Enfer, où, vaincu, tu rêves en silence!

Fais que mon âme un jour, sous l'Arbre de Science,

Près de toi se repose, à l'heure où sur ton front

Comme un Temple nouveau ses rameaux s'épandront!

Хвала великому святому Сатане.

Ты в небе царствовал, теперь ты в глубине

Пучин отверженных поруганного Ада.

В безмолвных замыслах теперь твоя услада.

     Дух вечно мыслящий, будь милостив ко мне,

Прими под сень свою, прими под Древо Знанья,

В тот час, когда, как храм, как жертвенное зданье,

Лучи своих ветвей оно распространит

И вновь твою главу сияньем осенит.

     Владыка мятежа, свободы и сознанья.

La mort des amants/Смерть влюбленных

Nous aurons des lits pleins d'odeurs légères,

Des divans profonds comme des tombeaux,

Et d'étranges fleurs sur des étagères,

Écloses pour nous sous des cieux plus beaux.

Usant à l'envi leurs chaleurs dernières,

Nos deux cœurs seront deux vastes flambeaux,

Qui réfléchiront leurs doubles lumières

Dans nos deux esprits, ces miroirs jumeaux.

Un soir fait de rose et de bleu mystique,

Nous échangerons un éclair unique,

Comme un long sanglot, tout chargé d'adieux;

Et plus tard un Ange, entr'ouvrant les portes,

Viendra ranimer, fidèle et joyeux,

Les miroirs ternis et les flammes mortes.

Постели, нежные от ласки аромата,

Как жадные гроба, раскроются для нас,

И странные цветы, дышавшие когда-то

Под блеском лучших дней, вздохнут в последний раз.

Остаток жизни их, почуяв смертный час,

Два факела зажжет, огромные светила,

Сердца созвучные, заплакав, сблизят нас,

Два братских зеркала, где прошлое почило.

В вечернем таинстве, воздушно-голубом,

Мы обменяемся единственным лучом,

Прощально-пристальным и долгим, как рыданье.

И Ангел, дверь поздней полуоткрыв, придет,

И, верный, оживит, и, радостный, зажжет

Два тусклых зеркала, два мертвые сиянья.

Nouvelles Fleurs du Mal/Из цикла «Новые Цветы Зла»

Le gouffre/Пропасть

Pascal avait son gouffre, avec lui se mouvant.

― Hélas! tout est abîme, — action, désir, rêve,