Консервативная революция в германии 1918-1932 - [49]

Подобные суждения были отнюдь не единичными. У Фридриха Хилыпера, автора из окружения Эрнста Юнгера, можно снова и снова обнаружить мысль о том, что национальные государства должны были распасться до уровня племен и ландшафтов (франки, Силезия, Тоскана, Бретань) — а может быть и даже до ещё более меньших структур. И только после этого из этих ячеек надо создать нечто большее, выходящее за рамки привычного национального государства. Чтобы совершить резкий переход надо стремительно двигаться в противоположном направлении. Эта идея звучит в последнем абзаце передовицы, что цитировалась выше: «Homo revolvens — мятежное возращение человека — уже играет свою партию в великой мировой постановке; оно не прекратится до тех пор, пока не поменяется содержание музеев. До тех пор, пока жертвенники не вернутся в рощи, а кресты не займут своё место в выставочных витринах».

3.8. От возвращения к политике

Мы пытались показать, какие формы может принимать мировосприятие. Мы описали, как бывшая действенной на протяжении столетий линейная система мира сменяется абсолютно иным миропостроением, когда ей противопоставляется возвращение. Всё весьма удалено от конкретной политики и политической идеологии, которой собственно посвящено наше исследование.

Подобное отступление было необходимо. Вспоминается старый спор, никак не утихающий в искусствоведении — какой из видов искусств является главным (в большинстве случаев дискуссия проходит по линии, отделяющей архитектуру от живописи и скульптуры). Великий Алоиз Ригль положил конец этим дебатам, выдвинув идею о «художественном желании», которое равномерно было распределено между отдельными видами искусства. Вероятно, имеется «желания» более высокого уровня, которое лежит в основе любых человеческих побуждений и эпохальной деятельности, в том числе политической.

Такое «существенное желание» едва ли может быть конкретным. Его можно выявить через отпечатки, которые накладываются на человека в различных сферах жизни. Покинем небезопасную сферу, в которой мировосприятие принимает вполне конкретный вид, обратимся к отдельным проявлениям, в первую очередь к политическому мышлению. Это одновременно возвращение от Ницше ко второму за XX век послевоенному периоду, а также погружение в более узкий отрезок времени, отграниченный 1918 и 1932 годами. Здесь нам более не потребуются вспомогательные каркасы, здесь мы находимся на твердой почве.

Мы разбирали образ возвращения столь подробно, так как, кажется, что оно — возвращение — может быть образцом для всей «Консервативной революции». Только исходя из этого, можно будет понять истинный смысл большинства высказываний. Конечно же, данный образец присущ различным носителям идеи «Консервативной революции» отнюдь не в одной и той же степени. Имеется разный уровень приобщения — имеются даже те, кто противится этому образцу или только пытается перекинуть к нему переходный мостик. Но даже там, где «Консервативная революция» зиждется на старых понятиях — в это время переходы и промежуточные ступени не являются редкостью — всё равно она стремится выровнять свои представления по новым образцам. Это не может обойтись без дискуссий. В лагере «Консервативной революции» всегда было много споров относительно обогащения её идей.

Однако надо помнить, что «образ» возвращения никогда не сможет бытъ втиснут в устойчивую и вместе с тем четко градированную «систему». Это кроется в самом принципе обоснования. Там, где Ницше пытался создать подобную систему, он запутался в сетях своих противников. И не может быть случайным, что самые убедительные места в его произведениях, рассказывающие о возвращении, поданы в поэтической форме. Необходимо унаследовать это от Ницше. Его приверженцы не ведут речь о том, чтобы «доказать» что-то — они, скорее, стремятся представить возвращение в его всемогуществе.

Целью данного идеологически-исторического исследования не является выстраивание логичной, лишенной внутренних противоречий системы. Хотя в будущем необходимо исправить некоторые неверные моменты в понимании циклического мышления. Это вовсе не означает, что необходимо наверстать упущенную систему. Мы позволим себе основываться даже на разнообразных логических противоречиях. Для «Консервативной революции» логика — это всего лишь инструмент для трактовки постигнутого иным путем — при этом она исполнена недоверием к любым «системам», что в состоянии «взойти».

Подобные плавные всходы — это признак того, что мышление более не подгоняется толчками действительности. Это является одной из аксиом «Консервативной революции» — действительность нужна в её несовершенстве, так как она способствует мышлению только через противоречия. Она полагает, что мышление — это «всходы», случавшиеся в лишенном реальности пространстве. Только пустота без четкого внутреннего деления может стать сквозной конструкцией.

Как бы то ни было, в число наших задач не входит доказательство «правоты» идеологии — для начала эта идеология должна быть описана. При этом очень быстро мы погрузимся в массу деталей, но все-таки утверждаемая нами связь между системой мира возвращения с конкретными политическими течениями не является принудительной и очевидной. Типичным примером этого может быть изданная в 1927 году книга Георга Кваббе «Тар а Ри». Согласно Кваббе это странное название есть не что иное, как ирландское приветствие короля, из которого потом родился английский политический термин «тори».