Консервативная революция в германии 1918-1932 - [34]

Шрифт
Интервал

Отталкиваясь от нашего определения «мировоззрения», как явления равноудаленного и от поэзии, и от науки, и от философии, можно выделить категории авторов имеющих к «Консервативной революции» лишь опосредованное отношение. Сначала выделим поэтов, в старом значении этого слова. Конечно, в этой книге будут цитироваться поэтические строфы, но только если они позволяют прояснить ценностные установки (разделы 3.5 и 3.7). Кроме этого поэзия будет упоминаться там, где необходима для постижения такого «перво-отца» как Фридрих Ницше. В то же самое время идеи «Консервативной революции» не мыслимы без поэтического влияния Стефана Георге, но всё-таки его творения имеют отдаленное отношение к теме нашего исследования.

Георге — был последним однозначным олицетворением того вида поэта, какого знала Германия, разбуженная Фридрихом Клопштоком. Многое напускное и притворное, что пристало к Георге, пожалуй, объясняется его отношением к этому утраченному статусу. Уже его «апостолы», как и можно было предположить, двигались больше по пути, который мы могли бы обозначить словом «мировоззрение». Если томики поэзии Георге — его незначительная проза в данном случае не учитывается — всё ещё принадлежат к поэтической традиции, то произведения выходцев из его «кружка» («Фридрих Второй» Эрнста Конторовича, книга о Ницше за авторством Бертрама или «Норма-дегенерация-упадок» Курта Хильденбрандта) находятся на той позиции, которая отстоит одновременно и от поэзии, и от науки, и от философии. У прочих поэтов подобный переход происходит не по границе «учитель — ученики», но проходит прямо по их творчеству. В контексте нашего исследования у Германа Бурте можно ссылаться не на стихотворения, а на роман «Вильтфебер — вечный немец», у Ганса Грима на статью «Писатель и время», у Кольбехайера на его теорию «бараков», а у Пауля Эрнста на теоретическую работу «Крушение марксизма».

То же самое относится к философам. Несомненно, что работа Макса Шелера «Гений войны и немецкая война» относится к нашей сфере изучения, но в то же самое время нет никаких сомнений в том, что сам Макс Шелер всё-таки причислятся к философам. Аналогичную позицию надо занимать и в отношении ученых. Например, «статс-биология» предложенная Якобом фон

Юкскюллем, не может быть пропущена при исследовании «Консервативной революции». Но всё-таки он, прежде всего естествоиспытатель. То же самое можно сказать об отдельных работах философов Макса Вандта, Ганса Эйбла, Франца Бёма, географа Эвальда Банзе, психолога Эриха Рудольфа Янше, педагога Филиппа Хёрдта, экономиста Вернера Зомбарта, искусствоведов Вильгельма Пиндера, Хуберта Шраде и Йозефа Стржи-говского, юристов Отто Келльройтера, Карла Ларенца, Эрнста Форштоффа и Эрнста Рудольфа Хубера, литературоведов Йозефа Наделра, Ганса Наумана, Рихарда Бенца, а также большого количества прочих. Эти ученые, равно как и философы, и поэты всё ещё остаются в предназначенных для них пределах, лишь изредка совершают вылазки в зону «мировоззрения».

Есть авторы, полностью принадлежащие к сфере «мировоззрения», но даже из их среды можно сделать исключение — это относится к т. н. «сводным братьям» «Консервативной революции». Под ними подразумеваются отдельные авторы, группы, журналы и вполне полноценные движения, которые дистанцируются как от «левых», так и от республиканских партий. Формально они очень блики к лагерю «Консервативной революции», но всё-таки не могут причисляться к ней безоговорочно. Они также предпринимают попытки, которые можно обобщить под лозунгами «третьего пути». С одной стороны эти люди видят слабость республики, с другой стороны они стремятся пройти между Сциллой коммунизма и Харибдой национал-социализма. Однако от консервативных революционеров их отличает отказ от наступательной революционности при принятии принципиальных решений. По сути своей они являются «реформистами», которые стремятся изнутри как-то укрепить, но отнюдь не снести здание республики, используя, правда, для этого чужие строительные материалы. Подобные устремления проявлялись на широком ареале и они охватывали самые разнообразные проекты. В качестве примера можно привести краткосрочное сотрудничество Демократической партии с «Народно-национальным имперским объединением» (ранее «Младо-немецкий Орден» Артура Марауна). Из этого синтеза летом 1930 года возникла «Немецкая государственная партия». То же самое происходило в кружке Хофгайсмара или в редакции «Нового вестника социализма», когда пытались разработать национальную тему в рамках марксистских установок. К этому можно также отнести Ганса-Иоахима Шепса и его «Пред-группу», которые пытались создать внутри еврейской общины боевой союз, аналогичный националистическим военизированным организациям.

Если учесть все эти исключения и то, что осталось после них, это можно считать базисом консервативнореволюционных авторов. Разумеется, в рамках данного исследования волей-неволей придется распределять внимание в соответствии с их интеллектуальным «весом». На передний план выходят «систематики» — те авторы, которые стремятся формулировать базовые воззрения, так сказать производят «образцы». «Практикам» в этой книге, посвященной истории формирования идеологии, будет уделяться внимания ощутимо меньше.


Еще от автора Армин Молер
Фашизм как стиль

Выдающийся немецкий социолог Армин Молер (1920–2003) в своем знаменитом эссе «Фашизм как стиль» (1973) исследует проблему типологии фашизма и правого тоталитаризма в целом.Он указывает на однобокость и примитивизм как марксистских, так и либеральных подходов к этим явлениям политической жизни Европы. Общим признаком фашистских режимов Молер называет специфический стиль, определяющий теорию и практику «чумы XX века».


Рекомендуем почитать
Петр Великий и управление территориями Российского государства

В предлагаемой читателю книге, приуроченной к 350-лет-нему юбилею Петра I, рассматривается проблема местного управления в Петровскую эпоху’. От предшественников государю достался опыт воеводской власти на местах. Она имела свои недостатки. Кроме того, в условиях начавшейся Северной войны. Петр I заботился о резком повышении доходов казны. В этой связи были проведены две городские реформы (ратушская и магистратская), в результате которых городское население было выведено из-под власти воевод, а последние, на время, стали заменяться комендантами и ландратами.


Пурпурный. Как один человек изобрел цвет, изменивший мир

Это история об Уильяме Перкине, который случайно изобрел пурпурный цвет. И навсегда изменил мир вокруг себя. До 1856 года красители были исключительно натуральными – их получали из насекомых, моллюсков, корней и листьев, а искусственное окрашивание было кропотливым и дорогим. Но в 1856 году все изменилось. Английский химик, работая над лекарством от малярии в своей домашней лаборатории, случайно открыл способ массового производства красителей на фабриках. Этот эксперимент – или даже ошибка – произвел революцию в моде, химии и промышленности. Эта книга – удивительный рассказ о том, как иногда даже самая маленькая вещь может менять и иметь такое продолжительное и важное воздействие. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.


Отечественная война 1812 года глазами современников

В книге собраны воспоминания участников Отечественной войны 1812 года и заграничного похода российской армии, окончившегося торжественным вступлением в Париж в 1814 году. Эти свидетельства, принадлежащие самым разным людям — офицерам и солдатам, священнослужителям и дворянам, купцам и городским обывателям, иностранцам на русской службе, прислуге и крепостным крестьянам, — либо никогда прежде не публиковались, либо, помещенные в периодической печати, оказались вне поля зрения историков. Лишь теперь, спустя двести лет после Отечественной войны 1812 года, они занимают свое место в истории победы русского народа над наполеоновским нашествием.


Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект

100-летие спустя после окончания Первой мировой войны и начала становления Версальской системы предыстория и история этих событий требуют дальнейшего исследования. Тема книги актуальна и в связи с территориальными изменениями в Центрально-Восточной Европе (ЦВЕ) в конце ХХ века. Многие сегодняшние проблемы берут начало в геополитической трансформации региона в ходе Первой мировой войны и после ее окончания. Концептуальной новизной работы является попытка проследить возвращение имперской составляющей во внешнюю политику России.


Во власти цифр. Как числа управляют нашей жизнью и вводят в заблуждение

Миром правят числа. Все чаще и чаще решения принимают не люди, а математические модели. В числах измеряется все – от наших успехов в образовании и работе и состояния нашего здоровья до состояния экономики и достижений политики. Но числа не так объективны, как может показаться. Кроме того, мы охотнее верим числам, подтверждающим наше мнение, и легко отбрасываем те результаты, которые идут вразрез с нашими убеждениями… Анализируя примеры обращения с численными данными в сферах здравоохранения, политики, социологии, в научных исследованиях, в коммерции и в других областях и проливая свет на ряд распространенных заблуждений, нидерландский журналист, специалист по числовой грамотности Санне Блау призывает мыслить критически и советует нам быть осмотрительнее, о чем бы ни шла речь – о повседневных цифрах, управляющих нашим благополучием, или о статистике, позволяющей тем, кто ее применяет, достичь огромной власти и влияния. «Числа влияют на то, что мы пьем, что едим, где работаем, сколько зарабатываем, где живем, с кем вступаем в брак, за кого голосуем, как решаем вопрос, брать ли ипотеку, как оплачиваем страховку.


Краткая история насекомых. Шестиногие хозяева планеты

«Любая история, в том числе история развития жизни на Земле, – это замысловатое переплетение причин и следствий. Убери что-то одно, и все остальное изменится до неузнаваемости» – с этих слов и знаменитого примера с бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери палеоэнтомолог Александр Храмов начинает свой удивительный рассказ о шестиногих хозяевах планеты. Мы отмахиваемся от мух и комаров, сражаемся с тараканами, обходим стороной муравейники, что уж говорить о вшах! Только не будь вшей, человек остался бы волосатым, как шимпанзе.