Консервативная революция в германии 1918-1932 - [25]
Впрочем, третья национал-болыпевистская волна была явлением куда более серьезным. Она накрывает Германию в 1930 году. Мировой экономический кризис шел навстречу своему апогею, политика репараций мировых держав в отношении Германии нашла новое, зримое выражение в виде «плана Юнга». Грегор Штрассер, лидер «национал-болыневистского» крыла НСДАП, произносит фразу о «антикапиталистическом томлении», которая тут же становится крылатой и цитируется почти всеми немцами>15>. В Компартии Германии руководство стремится извлечь пользу из этой набиравшей силу волны.
24 августа КПГ делает заявление о национальном и социальном освобождении немецкого народа, а весной 1931 года заявляет о «программе помощи крестьянам». В компартии Германии вокруг Хайнца Ноймана формируется «национально-коммунистическое» крыло. Его предводитель пусть даже только по тактическим причинам, но ищет возможность союза с аналогичными силами в правом лагере. Эти попытки известны как «курс Шерингера» — по имени лейтенанта Рихарда Шерингера, который был осужден вместе с двумя другими офицерами за национал-социалистическую деятельность в рядах рейхсвера. Ульмский процесс по делу рейхсвера проходил в сентябре-октябре 1930 года. Уже во время пребывания в тюремной крепости в марте 1931 года Шерингер переходит в ряды компартии. С другой стороны просоциалистически ориентированные представители правых союзов пытаются установить контакты с КПГ. Это аристократы вроде Людвига Ренна (псевдоним Арнольда Фита Голссенау) и графа Александр Штенбока-Формора, руководители движения Ландфольк Бруно фон Заломон и Бодо Узе, даже предводитель фрайкора капитан Беппо Рёмер, отличившийся в боевых действиях послевоенного периода в Верхней Силезии, в особенности в знаковом для националистов сражении при Аннаберге.
На этот раз это было сотрудничеством «правых» и «левых» на уровне практической политики. В августе 1931 года парламентская фракция КПГ поддерживает неудачную попытку отставки прусского правительства, которая изначально была инициирована руководством «Стального шлема». В рамках уличной политики КПГ и НСДАП объединили свои усилия во время берлинской транспортной забастовки, проходившей в ноябре 1932 года. Однако все эти мероприятия были сугубо «тактическими». Они носили временный и локально ограниченный характер, а потому были ориентированы на достижение конкретных целей. Однако национал-болыневистские настроения охватывали массы, причем в заметно большем объеме, нежели ранее. В отличие от первой (а также отчасти второй) в третьей волне национал-большевизма не было ставки на внешнеполитическое положение. Волна была вызвана не в последнюю очередь развитием внутриполитических событий в самой Германии. В связи с подъемом национал-социализма Советский Союз сам идет на поддержку национал-болыпевистских экспериментов.
Прорыв на политическом ландшафте НСДАП совершила во время выборов с рейхстаг, проходивших в сентябре 1930 года. Тогда она увеличила своё парламентское представительство с 12 до 107 мест, став второй по численности фракцией. Одновременно с этим НСДАП становится флагманской «правой» организацией, хотя традиционные правые относились к национал-социалистам с недоверием. Одновременно с этим внутри НСДАП делается ставка на русофобский курс. Защищая эти позиции «мюнхенская» группа (Гитлер и прибалт Розенберг) всё чаще и чаще отвергают пророссийские решения, предлагаемые «северогерманским» направлением (братья Штрассеры, Ревентлов, Штёрьх, Кох, первоначально даже Геббельс). Уже 30 июня 1930 года Грегор Штрассер был окончательно подчинен Мюнхену. После этого его брат, Отто Штрассер вместе со своими сторонниками выходит из партии, обосновав своё решение лозунгом: «Социалисты покидают НСДАП!»
Конечно, Советский Союз не сразу же занимает в этой связи антинемецкую позицию — советское руководство сохраняет возможность для диалога с правыми ещё достаточно долго>16>. Но, тем не менее, пакты о ненападении, которые были сначала заключены с Польшей (25 января 1932 года), затем с Францией (29 ноября 1932 года), ставят крест на представлениях о Москве как идеальном партнере для Берлина. Уже в 1931 году предпринимаются меры по остановке развития «национал-коммунизма» внутри КІИ . Вокруг Эрнста Тельмана группируются последовательные противники политики Хайнца Ноймана. После того, как 30 января 1933 года Гитлер «захватывает» власть, Сталин поневоле перемещается в лагерь противников Германии.
Надо отметить, что наряду с национал-большевизмом, присущим как националистам, так и коммунистам, в годы Веймарской республики имелся еще латентный «национал-большевизм» официальных представителей. Эта тенденция внутри дипломатического корпуса и рейхсвера вовсе не сводится к трем упоминавшимся выше «национал- большевистским» волнам. Те [дипломаты и военные] мыслили исключительно внешнеполитическими категориями, а потому стремились избежать любой причастности к внутренней политике. Таким образом, они продолжают пребывать в сфере относительно бездушного менеджмента. Это продиктовано их традиционной русофильской позицией.
