Конокрад и гимназистка - [46]

Шрифт
Интервал

Слава богу — не дождался. Под утро его осторожно потряс за плечо Балабанов и чуть слышным, почтительным шепотом обратился:

— Господин полицмейстер, простите, но старуха там… Голосит, будто ножом режут.

— Кого режут? — Гречман, еще полностью не проснувшись, поднялся и опустил ноги на пол.

Балабанов наклонился над ним, к самому уху, прошептал:

— Старуха, которая в зеленом… Орет про какого-то покойника и требует начальника, то есть вас…

— Какая старуха, Балабанов?! С ума рехнулся! Погляди на часы… Половина пятого! Ночь еще!

— Но она же ором орет, господин полицмейстер… В ушах звон стоит…

— Ладно. — Гречман, зевая, натянул китель, руками разгладил волосы и усы, недовольно буркнул: — Пошли…

И первым, громко стуча сапогами по полу, вышел из кабинета, двинулся по узкому коридору. Там, в самом конце, в полуподвале, располагались камеры, где содержались задержанные. Из коридора в полуподвал вели узкие крутые ступени, и стоило только спуститься с них, как в нос сразу же ударило удушливым, гнилостным запахом застоялого воздуха. Каменный пол был сырым, и шаги звучали глухо, будто Гречман с Балабановым шли по влажной земле. Зато крик Зеленой Варвары, громкий и по-молодому звонкий, рвался из-за железной двери вольно и оглушающе:

— Покойника уберите! Христопродавцы! Уберите покойника! Кара на ваши головы падет! Люди вы али не люди?! Уберите!

— Открывай, — кивнул на дверь Гречман.

Балабанов с железным лязгом отодвинул тяжелый засов, распахнул дверь. Зеленая Варвара стояла возле порога, вздымала над собой худые, костлявые руки, а глаза ее горели неистовым и ненавидящим огнем.

— Чего тебе, полоумная?! Да заткнись, не блажи, не глухой я. Заткнись — кому сказал! — прикрикнул Гречман.

Зеленая Варвара замолчала, медленно опустила правую руку и показала на соседнюю камеру, шепотом, едва различимо, прошелестела:

— Там… Душа заблудшая… Покойник… Сами гляньте.

Балабанов загремел засовом, со скрипом открыл дверь в соседнюю камеру, заглянул и попятился. Гречман тут же отодвинул его широким плечом в сторону и вошел, запнувшись о деревянный порог. Вскинул голову и замер на мгновение, но тут же кинулся вперед, крикнул Балабанову:

— Придержи!

Из-за голенища сапога, из потайного чехольчика, Гречман выдернул нож, с которым никогда не расставался, одним взмахом пересек узловатую веревку, скрученную из разорванной нижней рубахи, и на руки Балабанову тяжело обвалилось мертвое тело. И так оно обвалилось, что стало ясно: зря Гречман торопился, откачивать поздно. Покойником был тот самый мужик, которого Гречман взял вчера в Татарской слободке и которого посадил до утра в камеру, надеясь, что он одумается. Не одумался. Разодрал нижнюю рубаху, скрутил из ремков веревку, привязал ее одним концом к оконной решетке, а из другого конца соорудил петлю и сунул в нее голову. Маленькая лужица желтой мочи под висельником резко воняла. Балабанов морщился, оттаскивая труп в сторону. Из разинутого рта покойника торчал кончик синего языка. Гречману почудилось, что мужик над ним насмехается и пытается вымолвить: «Ну, что, взял меня?!»

Гречман тихо, себе под нос, выругался: вот такой еще загогулины ему не хватало! Выпрямился, глянул на растерянного Балабанова и коротко приказал:

— Врача вызови акт составить, а старуху… старуху после обеда выгони отсюда! К чертям собачьим.

— Но это… как же… — Балабанов недоуменно развел руками, — она же… говорили, что-то знает…

— Да ничего она не знает! — с досадой перебил его Гречман. — Отпускай!

И заторопился на выход — ему нестерпимо хотелось глотнуть свежего воздуха.

На крыльце он полной грудью вздохнул, вглядываясь в редеющие сумерки, и впервые за последние годы ощутил страшную усталость. Она была столь тяжела, что у него мелко-мелко подрагивали колени. «Ну, это уж совсем ни в какие ворота, пора на воды ехать и лечиться…» Гречман еще постоял на крыльце и вернулся к себе в кабинет, продолжая ощущать в коленях противную дрожь. Прилег на диван, даже попытался задремать, но какой уж тут сон — перед глазами все стоял высунутый меж зубов синеватый кончик языка. Побоялся мужик, что не выдержит боли, и наложил на себя руки. Выходит, тайна, которую он знал, велика была, если за сохранность ее решился человек расплатиться собственной жизнью. И не хочешь, да задумаешься, а задумавшись — испугаешься. И хотя Гречман никогда боязливостью не страдал, тем не менее, что-то похожее на страх все чаще и чаще закрадывалось в душу, потому что он не знал главного — кто ему угрожает. Не видел этого врага, не ощущал, даже представить не мог — что за фрукт? А тот знал, видел и удары наносил точные и хладнокровные.

Но кто, кто?! И какая цель?!

Гречман поднялся, понимая, что уснуть ему все равно не удастся, и принялся сам заваривать чай. За этим занятием и застал его Чукеев, ночевавший дома, но явившийся на службу чуть свет.

— Слушай внимательно, — сразу озадачил его Гречман, — в обед Балабанов выпустит полоумную старуху. Приставь за ней наблюдение, глаз не спускать. И никому про эту слежку! Ни-ко-му! Ясно?

После обеда, как было приказано, Балабанов выпустил Зеленую Варвару из камеры. Ни минуты не задержавшись, Варвара простукала своей палкой по ступенькам крыльца; отойдя, погрозила той же самой палкой и двинулась своим размеренным шагом вдоль по улице, как обычно, не оглядываясь назад и не замечая, что следом за ней, также споро и незаметно, двинулся невысокий господин с незапоминающимся, словно стертым лицом. Он не приближался к ней, не отставал и в то же время постоянно держал ее в поле зрения, не давая затеряться в людных местах. Впрочем, затеряться Варваре было трудно: ее зеленые одеяния и длинная палка видны были издалека.


Еще от автора Михаил Николаевич Щукин
Каторжная воля

На рубеже XIX и XX веков на краю земель Российской империи, в глухой тайге, притаилась неизвестная служилым чинам, не указанная в казенных бумагах, никому неведомая деревня. Жили здесь люди, сами себе хозяева, без податей, без урядника и без всякой власти. Кто же они: лихие разбойники или беглые каторжники, невольники или искатели свободы? Что заставило их скрываться в глухомани, счастье или горе людское? И захотят ли они променять свою вольницу на опеку губернского чиновника и его помощников?


Грань

Не думал, не гадал старатель Степан Берестов, что когда-нибудь его беспутная жизнь повернется другой гранью. Полтора десятка лет без малого носило его по бескрайним сибирским просторам, в какую только глухомань не забирался, чего только не творил – и хорошего, и не очень. Но вот однажды, после очередного сезона на приисках, добравшись до «Большой земли» и устроив «отходную» по-старательски, Степан едва жив остался и вдруг понял, что девушка, спасшая его от налетчиков, – это его шанс начать все сначала…Новый захватывающий роман от мастера сибирской прозы!


Ямщина

Велика и необъятна Сибирь. Третью сотню лет русские переселенцы осваивают, изучают, обживают ее бескрайние и щедрые земли. Много всякого люда отправилось сюда в разное время — кто за свободой, кто за счастьем, кто за богатством. Неспешны и рассудительны сибиряки, со всеми находят общий язык — и с пришлыми, и с коренными. Любое дело миром решают. А если и случаются здесь лихие люди, недолго им удается зло творить — будь ты хоть ямщик, хоть купец…Новый роман известного сибирского писателя Михаила Щукина безусловно доставит удовольствие всем любителям художественной исторической прозы.


Покров заступницы

Тяжелой поступью шагает по необъятным просторам Российской империи XX век, задувают от него злые ветры грядущих революционных бед и перемен в судьбах людских. Донеслись они и до небольшого городка Никольска, что притулился возле Великого Сибирского стального пути. Именно здесь круто поменялась жизнь молодого парня из затерянной в таежной глухомани деревеньки Покровка. Именно здесь отыскал свою возлюбленную бывший вольноопределяющийся, командир охотников и ветеран японской войны. Эти люди верили в свою звезду, в свою любовь, и Заступница всех любящих не оставила их!


Черный буран

1920 год. Некогда огромный и богатый Сибирский край закрутила черная пурга Гражданской войны. Разруха и мор, ненависть и отчаяние обрушились на людей, превращая — кого в зверя, кого в жертву. Бывший конокрад Васька-Конь — а ныне Василий Иванович Конев, ветеран Великой войны, командир вольного партизанского отряда, — волею случая встречает братьев своей возлюбленной Тони Шалагиной, которую считал погибшей на фронте. Вскоре Василию становится известно, что Тоня какое-то время назад лечилась в Новониколаевской больнице от сыпного тифа.


Осиновый крест урядника Жигина

Огромен и необъятен Сибирский край. Едва ли не десяток губерний вмещает. Среди них — Ярская. В одной из ее волостей нес службу урядник Жигин. Исправно нес, жену любил, сынишку растил. Но пришла в их дом беда: заболел и помер сынок в одночасье, пока отец службу исполнял, а потом и жена куда-то пропала. Жигин, однако, не сдался и решил во что бы то ни стало отыскать любимую Василису. Но отправившись по наущению старой знакомой на золотой прииск, урядник даже не предполагал, в какой круговорот смертельно опасных событий он попадет!..


Рекомендуем почитать
Россия. ХХ век начинается…

Начало XX века современники назвали Прекрасной эпохой: человек начал покорение небесной стихии, автомобили превратились в обычное средство передвижения, корабли с дизельными турбинами успешно вытесняли с морских просторов пароходы, а религиозные разногласия отошли на второй план. Ничто, казалось, не предвещало цивилизационного слома, когда неожиданно Великая война и европейская революция полностью изменили облик мира. Используя новую системную военно-политическую методологию, когда международная и внутренняя деятельность государств определяется наличным техническим потенциалом и стратегическими доктринами армии и флота, автор рассматривает события новейшей истории вообще и России в первую очередь с учетом того, что дипломатия и оружие впервые оказались в тесной связи и взаимозависимости.


Проклятый фараон

Когда выхода нет, даже атеист начинает молиться. Мари оказалась в ситуации, когда помочь может только чудо. Чудо, затерянное в песках у Каира. Новый долгожданный роман Веры Шматовой. Автора бестселлеров «Паук» и «Паучьи сети».


Королевство Русь. Древняя Русь глазами западных историков

Первая часть книги – это анализ новейшей англо-американской литературы по проблемам древнерусской государственности середины IX— начала XII в., которая мало известна не только широкому российскому читателю, но и специалистам в этой области, т. к. никогда не издавалась в России. Российским историком А. В. Федосовым рассмотрены наиболее заметные работы англо-американских авторов, вышедшие с начала 70-х годов прошлого века до настоящего времени. Определены направления развития новейшей русистики и ее научные достижения. Вторая часть представляет собой перевод работы «Королевство Русь» профессора Виттенбергского университета (США) Кристиана Раффенспергера – одного из авторитетных современных исследователей Древней Руси.


Лемносский дневник офицера Терского казачьего войска 1920–1921 гг.

В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.


Хасинто. Книга 1

Испания. Королевство Леон и Кастилия, середина 12-го века. Знатного юношу Хасинто призвал к себе на службу богатый и влиятельный идальго. Не каждому выпадает такая честь! Впору гордиться и радоваться — но не тогда, когда влюблен в жену сеньора и поэтому заранее его ненавидишь. К тому же, оказывается, быть оруженосцем не очень-то просто и всё получается не так, как думалось изначально. Неприязнь перерастает в восхищение, а былая любовь забывается. Выбор не очевиден и невозможно понять, где заканчивается верность и начинается предательство.


История маски. От египетских фараонов до венецианского карнавала

Пожалуй, нет на нашей планете ни одной культуры, в которой не использовались маски. Об этом свидетельствуют древние наскальные рисунки, изображающие охотников в масках животных. У разных народов маска сначала являлась одним из важнейших атрибутов ритуальных священнодействий, в которых играла сакральную роль, затем маски перекочевали в театры… Постепенно из обрядов и театральной жизни маски перешли в реальную, став обязательным атрибутом карнавалов и костюмированных балов. Но помимо масок украшающих и устрашающих, существует огромное количество профессиональных масок, имеющих специфические свойства: хирургическая – защищающая чистоту операционного поля, кислородная – подающая воздух больным и ныряльщикам, спортивные маски, сохраняющие лица от повреждений.