Конокрад и гимназистка - [40]
— Мороз и солнце, день чудесный, еще ты дремлешь, друг прелестный…
— Вы о чем, Николай Иванович? — спросил его рыжебородый Кузьма, скромно сидевший за столиком в глубине номера и пивший чай вприкуску с сахаром.
— Гений, Александр Сергеевич, русский гений, — не отзываясь на вопрос, продолжал Николай Иванович, — только русскому сердцу понятны эти слова, произнесешь — и сразу — целый пласт жизни… Радость, восторг, детство, юность… Эх!
Он замолчал, затянулся, раскуривая трубочку, и прошел к столику, сел рядом с Кузьмой на диван, вытянул ноги в теплых красных тапочках, опушенных мехом, коротко приказал:
— Докладывай.
Кузьма торопливо положил на блюдечко обгрызенный комок сахара, блюдце вместе со стаканом недопитого чая отодвинул в сторону и широкой ладонью вытер губы, пригладил рыжую окладистую бороду.
— Значит, такая картина, Николай Иванович. Как вы спектаклю придумали, вся она целиком и спета, без сучка и без задоринки. Кучер гречмановский не устоял, хлебанул шампани с порошком сонным до донышка, покемарил маленько и уснул. Как пластом придавленный, спал, мы его и в сани грузили, и выгружали — даже не мякнул. Доставили, как вы сказали, честь по чести, до самого дома, деньги в мешочке на шею повесили. Постучали, дождались в сторонке, пока баба выйдет да пока бедолагу муженька утащит, только после этого отъехали. Ну, а виселку и гроб махом соорудили. Тоже дождались, пока Гречман выйдет. Долго он возле возка стоял. Стоит и молчит, стоит и молчит. После повернулся и в ресторан ушел, а виселку ломали и гроб стаскивали работники индоринские, да с такой опаской, ровно бомбы какие… Из ресторана Гречман с Чукеевым только под утро уехали, на индоринской тройке. Крепко навеселе были, и тот, и другой, но на ногах держались.
— Второй гроб приготовил?
— Как сказано.
— Васю-Коня разыскал?
— Разыскал. С минуты на минуту подъедет, в окно увидите. Сюда, как велено, он подниматься не станет.
— А сам как прошел?
— Через черный ход, как обычно.
— Больше сюда не приходи. Засиделись мы тут, как бы глаза не намозолить. Жди меня дома, завтра вечером буду. И еще. Надо куда-то Анну спрятать, отправить бы ее подальше… Думай. А за работу — благодарю. Какая сцена! Жаль, что не видел.
Николай Иванович тихонько засмеялся, потер руки и, поднявшись, снова подошел к окну, присел и еще раз полюбовался на дивный вид, опушенный морозными узорами.
— Так я пойду? — подал голос Кузьма.
— Ступай.
Он проводил Кузьму до двери, выпустил его в коридор, а дверь изнутри запер на ключ. Прислушался, наклонив голову, но из коридора никаких звуков не доносилось. Тогда он прошел в номер и лег на просторный диван, закинув руки за голову. На лице у него цвела благостная и довольная улыбка.
Номер был богатый, просторный. Кроме залы, в которой лежал на диване Николай Иванович, кроме ванной комнаты, имелась еще и спальня, куда вела высокая двустворчатая дверь с красиво изогнутой медной ручкой, надраенной до блеска. Вот эта ручка неожиданно и неслышно наклонилась, дверь бесшумно распахнулась, и в залу, заспанно щурясь, вышла Анна Ворожейкина, которую так усиленно разыскивали накануне Балабанов и Чукеев. Живая, здоровая и после крепкого, беззаботного почивания на мягкой постели даже с румяными щеками. Она гибко потянулась, поднимая вверх сильные, красивые руки, но увидела лежащего на диване Николая Ивановича и стыдливо запахнула воротник цветастого халата.
«Вот парадокс, — думал Николай Иванович, продолжая благостно и довольно улыбаться, — падшая женщина начинает стыдиться мужчины, если он с ней не спит. А ведь само чувство стыда уже давно должно было выветриться… Парадокс!»
— Здравствуйте… — тихо промолвила Анна.
— Доброе утро, свет мой ненаглядный. Как спалось?
— Хорошо. Вы все шутить изволите надо мной…
— Какие шутки, Анна! Луч утренней Авроры! Быстренько одевайся, пей чай, и мы с тобой начнем вершить великие дела!
— Какие еще… дела?.. — насторожилась Анна. — С меня и того страху на всю жизнь хватит…
Николай Иванович вскочил с дивана, подошел к Анне, ухватил ее двумя пальцами за пухлый подбородок и отчеканил, негромко, но сурово:
— Я же тебе говорил! Ты меня плохо слышала?! Повторяю в последний раз! Тебя там никогда не было! Ты ничего не знаешь! И никого не знаешь! Поняла?
— Поняла, поняла, — заторопилась Анна и стала кивать головой, будто подтверждала кивком каждое слово, — не стану больше вспоминать, это я так, сдуру…
— Все ошибки в жизни делаются сдуру! Одевайся!
Николай Иванович вернулся на диван, поудобнее устроился и снова закинул руки за голову. «Сегодня же Анну куда-то надо отправить, ни одного дня нельзя медлить. Сегодня же! — строго внушал самому себе Николай Иванович и ловил себя на том, что ему боязно ее отпускать от себя. — Похоже, я начал ее жалеть, а это плохо, братец, плохо и неразумно!»
Он всегда предпочитал действовать в одиночку и всегда обходился без помощников, но здесь, в Ново-Николаевске, правило это пришлось нарушить: слишком уж масштабным был «спектакль», который решил поставить Николай Иванович. Без помощников — не обойтись. И поэтому появился возле него сначала рыжебородый Кузьма Подрезов, который только что вышел из номера, затем он привел с собой угрюмого и всегда злого мужика Григория Кузина. Вот с этими двумя компаньонами и действовал на первых порах Николай Иванович, пока не удалось ему разузнать о том, что акцизный чиновник Бархатов крепко связан с полицмейстером Гречманом и является его тайным доверенным лицом. Подбираться к акцизному пришлось издалека, через Анну. Николай Иванович уговорил ее за хорошие деньги пойти к Бархатову, предложиться ему, а ночью незаметно открыть дверь в дом. Сделала Анна все наилучшим образом, как ей было велено, дверь открыла, и в дом удалось войти без всякого шума. Но акцизный, на свою беду, оказался слишком прытким: кинулся к комоду, выдернул из верхнего ящика револьвер. Но даже курок не успел взвести, как Николай Иванович сшиб его на полу, а Григорий, схватив попавшееся под руки платье Анны, скрутил его в жгут и слегка придушил Бархатова, придавив лицом к крашеной половице.
На рубеже XIX и XX веков на краю земель Российской империи, в глухой тайге, притаилась неизвестная служилым чинам, не указанная в казенных бумагах, никому неведомая деревня. Жили здесь люди, сами себе хозяева, без податей, без урядника и без всякой власти. Кто же они: лихие разбойники или беглые каторжники, невольники или искатели свободы? Что заставило их скрываться в глухомани, счастье или горе людское? И захотят ли они променять свою вольницу на опеку губернского чиновника и его помощников?
Не думал, не гадал старатель Степан Берестов, что когда-нибудь его беспутная жизнь повернется другой гранью. Полтора десятка лет без малого носило его по бескрайним сибирским просторам, в какую только глухомань не забирался, чего только не творил – и хорошего, и не очень. Но вот однажды, после очередного сезона на приисках, добравшись до «Большой земли» и устроив «отходную» по-старательски, Степан едва жив остался и вдруг понял, что девушка, спасшая его от налетчиков, – это его шанс начать все сначала…Новый захватывающий роман от мастера сибирской прозы!
Велика и необъятна Сибирь. Третью сотню лет русские переселенцы осваивают, изучают, обживают ее бескрайние и щедрые земли. Много всякого люда отправилось сюда в разное время — кто за свободой, кто за счастьем, кто за богатством. Неспешны и рассудительны сибиряки, со всеми находят общий язык — и с пришлыми, и с коренными. Любое дело миром решают. А если и случаются здесь лихие люди, недолго им удается зло творить — будь ты хоть ямщик, хоть купец…Новый роман известного сибирского писателя Михаила Щукина безусловно доставит удовольствие всем любителям художественной исторической прозы.
Тяжелой поступью шагает по необъятным просторам Российской империи XX век, задувают от него злые ветры грядущих революционных бед и перемен в судьбах людских. Донеслись они и до небольшого городка Никольска, что притулился возле Великого Сибирского стального пути. Именно здесь круто поменялась жизнь молодого парня из затерянной в таежной глухомани деревеньки Покровка. Именно здесь отыскал свою возлюбленную бывший вольноопределяющийся, командир охотников и ветеран японской войны. Эти люди верили в свою звезду, в свою любовь, и Заступница всех любящих не оставила их!
1920 год. Некогда огромный и богатый Сибирский край закрутила черная пурга Гражданской войны. Разруха и мор, ненависть и отчаяние обрушились на людей, превращая — кого в зверя, кого в жертву. Бывший конокрад Васька-Конь — а ныне Василий Иванович Конев, ветеран Великой войны, командир вольного партизанского отряда, — волею случая встречает братьев своей возлюбленной Тони Шалагиной, которую считал погибшей на фронте. Вскоре Василию становится известно, что Тоня какое-то время назад лечилась в Новониколаевской больнице от сыпного тифа.
Огромен и необъятен Сибирский край. Едва ли не десяток губерний вмещает. Среди них — Ярская. В одной из ее волостей нес службу урядник Жигин. Исправно нес, жену любил, сынишку растил. Но пришла в их дом беда: заболел и помер сынок в одночасье, пока отец службу исполнял, а потом и жена куда-то пропала. Жигин, однако, не сдался и решил во что бы то ни стало отыскать любимую Василису. Но отправившись по наущению старой знакомой на золотой прииск, урядник даже не предполагал, в какой круговорот смертельно опасных событий он попадет!..
Когда выхода нет, даже атеист начинает молиться. Мари оказалась в ситуации, когда помочь может только чудо. Чудо, затерянное в песках у Каира. Новый долгожданный роман Веры Шматовой. Автора бестселлеров «Паук» и «Паучьи сети».
Первая часть книги – это анализ новейшей англо-американской литературы по проблемам древнерусской государственности середины IX— начала XII в., которая мало известна не только широкому российскому читателю, но и специалистам в этой области, т. к. никогда не издавалась в России. Российским историком А. В. Федосовым рассмотрены наиболее заметные работы англо-американских авторов, вышедшие с начала 70-х годов прошлого века до настоящего времени. Определены направления развития новейшей русистики и ее научные достижения. Вторая часть представляет собой перевод работы «Королевство Русь» профессора Виттенбергского университета (США) Кристиана Раффенспергера – одного из авторитетных современных исследователей Древней Руси.
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Испания. Королевство Леон и Кастилия, середина 12-го века. Знатного юношу Хасинто призвал к себе на службу богатый и влиятельный идальго. Не каждому выпадает такая честь! Впору гордиться и радоваться — но не тогда, когда влюблен в жену сеньора и поэтому заранее его ненавидишь. К тому же, оказывается, быть оруженосцем не очень-то просто и всё получается не так, как думалось изначально. Неприязнь перерастает в восхищение, а былая любовь забывается. Выбор не очевиден и невозможно понять, где заканчивается верность и начинается предательство.
Пожалуй, нет на нашей планете ни одной культуры, в которой не использовались маски. Об этом свидетельствуют древние наскальные рисунки, изображающие охотников в масках животных. У разных народов маска сначала являлась одним из важнейших атрибутов ритуальных священнодействий, в которых играла сакральную роль, затем маски перекочевали в театры… Постепенно из обрядов и театральной жизни маски перешли в реальную, став обязательным атрибутом карнавалов и костюмированных балов. Но помимо масок украшающих и устрашающих, существует огромное количество профессиональных масок, имеющих специфические свойства: хирургическая – защищающая чистоту операционного поля, кислородная – подающая воздух больным и ныряльщикам, спортивные маски, сохраняющие лица от повреждений.
Когда сны становятся реальностью…– Раз я вижу это не одна, значит я, всё же, не сошла с ума. И делала правильно, что придавала столько значения своим снам. Не я одна, как видите, вижу этот чёртов маяк!