Конкуренты - [22]

– Нуда, – хихикнул Прошка. – Млеча и все такое...

– А в ухо? – лениво поинтересовался Бобров.

– Молчу, молчу, – Прошка был само смирение.

В дверь таблинума заглянула Злата.

– Ага. Вот ты где. Там Юрик появился. Замерз как последний раб в одной набедренной повязке. Сейчас на кухне трясется. Ефимия ему вино греет.

– Зря он с вина начал, – проворчал Бобров. – Лучше бы чайку с медом принял. Наверно не хочет выбиваться из образа.

– Это кто тут чего не хочет? – из-за плеча Златы появился закутанный в одеяло Смелков.

В руках его исходила паром большая кружка. Юрка смачно отхлебнул из нее и блаженно зажмурился.

– Некта-а-ар.

Потом добавил специально для Боброва.

– Сам пей чай, узурпатор. Расселся тут, понимаешь.

– Чего тебя принесло в такой холод? – поспешил перевести разговор Бобров, зная Юркино отношение к авторитетам.

– Это у вас холод, – передернулся Смелков и торопливо отпил из кружки. – А у нас теплынь и некоторые еще купаются. А принесло меня по твоей просьбе. Так наверно я и останусь неоцененным, – добавил он, обращаясь уже к Злате.

Та сочувственно покивала.

– Это что еще за просьба? – удивленно спросил Бобров.

– А кто это у меня просил достать ему сперму быка-производителя для искусственного осеменения? Не ты?

Окружающие ошеломленно посмотрели на Боброва, а тот заметно смутился и начал оправдываться:

– Ну просил. Так это когда было-то.

Юрка даже про свое вино забыл.

– Ты что ж, думаешь я ее под кроватью держу, эту сперму? Или что я сам бык-производитель? Я же пол Хохляндии обзвонил пока не раздобыл это... не знаю, как назвать. А денег сколько угробил. Вобщем, с тебя полкило золота. В другой валюте не беру.

– Прошка, сбегай за Петровичем, – попросил Бобров. – Где у тебя эта сперма? – это уже к Юрке.

Тот вытаращился небывало.

– Моя при мне, – проворчал он. – А вот бычья в моей комнате в сосуде Дьюара. И надо поторопиться.

Петрович вбежал в таблинум решительный и готовый ко всему. Однако среди присутствующей публики он не заметил никого, кто бы остро нуждался в его помощи. Петрович недоуменно оглядел странно выглядящий народ и повернулся к Боброву за разъяснениями. Но Бобров его опередил.

– Петрович, – спросил он и слегка поежился, – вот как ты относишься к искусственному осеменению?

-Я? – переспросил несколько огорошенный эскулап. – Я к нему не отношусь.

– Нет, ты не понял, – сказал Бобров. – А чтобы было понятно всем, я начну издалека. Вот все вы любите творог, сметану и простоквашу.

Из угла, где пристроился Прошка, раздался мечтательный вздох.

– Так вот, Млечина молочно-товарная ферма не может обеспечить всех желающих этим продуктом. Не потому, что ей не хочется, а потому, что местная порода коров этого сделать не позволяет. Мелкая она слишком. Понимаете? И надои у нее соответствующие. А современную нам корову через портал не протащить.

– Ну-у, – сказал Петрович. – Я бы взялся.

Присутствующие посмотрели на него удивленно, а закутанный в одеяло Смелков с откровенной иронией. Бобров же вообще не отреагировал и продолжил, как будто Петрович ничего и не говорил.

– Почитал я литературу про выведение новых пород и понял, а зачем нам здесь корова или бык-производитель, когда можно обойтись частью быка.

– Хрен отрезать? – подал голос испорченный агорой Прошка.

Бобров посмотрел на него укоризненно и Прошка смешался.

– Так вот, частью. И эту часть нам Юрка доставил.

Юрка забросил конец одеяла на плечо на манер гиматия, прижал руку к сердцу и раскланялся. Содержимое кружки он предусмотрительно выпил.

– Теперь, кто у нас ближе всего к этому делу? Конечно, Петрович.

Общее внимание обратилось на Петровича.

– Э-э, – сказал тот. – Я врач. Терапевт. Я не ветеринар.

– Ничего, – успокоил его Бобров. – Ты же гинекологию знаешь. Ну вот, там то же самое, только хвост мешает. И вообще, Мелания тебе поможет, да и Млеча в стороне не останется. Давай, Петрович, а то сперма испортится. А за нее деньги плачены.

Петрович ушел, храня на лице выражение одновременно мрачное и озадаченное.

... – Парус! – с воплем в таблинум ворвался всезнающий Прошка.

Бобров и Петрович, сидящие за низким столиком и вычисляющие сроки стельности коров, дружно вздрогнули. Бобров погрозил Прошке кулаком, а Петрович швырнул в него тапочек. Прошка ловко уклонился, и Петровичу пришлось идти за тапочком к самой двери.

– Это Вован, – сказал Бобров значительно и продекламировал: – Из дальних странствий возвратясь...

Наверху, на обрыве и внизу на пристани собрались все свободные на этот час. Прибытие корабля, тем более, из дальнего плавания, по-прежнему было в поместье событием номер один. На пристани рядом с Бобровым и Златой стояла смущенная, красная до корней волос Млеча, одетая в аккуратное пальтишко и повязанная шерстяным платком. По распоряжению Боброва, ввиду сильного ветра, женщин без головных уборов на улицу не выпускали вообще, и часовому на воротах был дан соответствующий наказ. Поэтому все тетки, пришедшие встречать корабль, были замотаны до глаз. Только модница Злата, пользуясь своим привилегированным положением, надела кокетливую шапочку, на которую все время неодобрительно косился Бобров.

«Трезубец» вырос рядом совершенно неожиданно. Буквально только что он был метрах в ста и вот уже почти нависает над пирсом. Но тут же паруса потеряли ветер, под кормой коротко взбурлило, и высокий борт мягко коснулся навешенных кранцев. Наверху,