Конклав ночи. Охотник - [14]

Я нервно облизнулся, наклонил голову, прикрыл левым локтем лицо, выставил руку с ножом вперед и помчался на штурм мерзостной преграды.

Четыре, три, два, последний прыжок – и вот уже на меня обрушился сухо шелестящий дождь. Насекомые скребли цепкими конечностями по обнаженной коже, шевелились в волосах, щипались и кусались. Я замотал головой, выронил нож и принялся с бешеной скоростью стряхивать с себя уховерток. Управился за минуту, вряд ли быстрее. Сброшенные твари немедленно устремлялись обратно к горловине коридора и вновь начинали строить свою пугающую уховерть.

Пошарив в вездесущем мху, я разыскал нож и, как был, на корточках, осмотрелся. Помещение оказалось даже больше, чем виделось из коридора. Высокий потолок, закругленные углы и – пустота. Лишь возле дальней стены вздымалась какая-то кочка. Она тоже была целиком затянута мхами-лишайниками – но резко отличающегося цвета. Если мшистые бороды на потолке и стенах, если влажный ковер на полу имели преимущественно темно-зеленый окрас, то кочка была серовато-желтой. Будто огромный гнойник. Разумеется, Кодексу упырей было в этом гнойнике самое место.

Я размашисто пошагал к нему. Вблизи выяснилось, что высота кочки почти мне по грудь. А то, что я принял за лишайники, лишайниками не являлось. Это были все те же уховертки. Бесцветные полупрозрачные букашки; внутри каждой пульсировала светящаяся желтоватая жилка. Они впились своими крошечными челюстями в постамент, на котором лежал предмет, отдаленно напоминающий небольшой противень с крышкой. Точнее разобрать форму и вид предмета не представлялось возможности, потому что насекомые располагались почти вплотную друг к другу. Самые здоровые твари вцепились в «противень». Наружу торчали брюшки с угрожающе шевелящимися крючками.

Пробормотав десятка два наиболее энергичных проклятий и набравшись тем самым кое-какой решимости, я начал счищать уховерток ножом.

Что тут началось! Насекомые взбесились. Они молотили лапками, изгибались, словно через них пропускали электричество, и стригли, стригли, стригли своими страшненькими «ножницами» на концах тел. А потом начали лопаться. Светящиеся внутренности бесцветных уховерток разлетались брызгами – и обжигали подобно слабенькой кислоте. Руки пока терпели, но, что будет, если капля едкой гадости угодит в глаз?

Недолго думая, я сшиб то, что могло оказаться Книгой Рафли, на пол. Ногами отскреб останки членистоногих стражей. Сделалось видно, что это и впрямь книга, заключенная в переплет из тисненой кожи и застегнутая на два медных замка. Я завернул книгу в стянутую с себя куртку и лишь после этого смог, наконец, перевести дух.

Всего через мгновение выяснилось, что расслабляться было ой как рано.

Мох зашевелился и начал отслаиваться. Сначала небольшими клоками, в основном с потолка и верхней части стен. Однако вскоре стали обнажаться средняя и нижняя части стен и даже пол. А потом – потом мох оторвался сплошным пластом, образовал чудовищное подобие бесформенной лапы и попытался меня схватить. К счастью, это образование было довольно неповоротливым. Чего не скажешь обо мне.

Я задал деру.

Как миновал уховерть, откровенно говоря, не заметил. За спиной шлепало и чавкало огромное, мокрое, мохнатое. Наверняка кровожадное. Поэтому сеточку из копошащихся букашек, способную напугать по-настоящему разве что нервных школьниц, я проскочил вмиг. Лишайники приходили в движение уже повсюду. Ноги все сильнее засасывало, на плечи и голову валились отвратительно хлюпающие ошметки. Думать о том, как я стану выбираться наверх по гладким стенкам колодца, абсолютно не хотелось. Да, в общем-то, и некогда было. Я бежал.

Коридор вился, шел то под уклон, то изгибался буграми. Ничего подобного при движении туда я не замечал. Похоже, подземелье просто-напросто не желало меня выпускать. Вдобавок я стал слышать за спиной тяжелые шаги и шумное дыхание. Был ли это отзвук моих собственных шагов или какое-то существо действительно выбралось из тайного лаза, выяснять не хотелось абсолютно. Становилось все темней, свечение в лишайниках угасало. Чересчур быстро угасало! Наконец меня охватил полный мрак… и коридор закончился.

От стены, в которую я с ужасающим грохотом врезался, пахло ржавчиной. Кажется, это была железная дверь. Я свирепо заколотил по ней кулаками. Через считаные секунды в глаза ударил ослепительный свет, и я прыгнул в это слепящее сияние, крича страшным голосом: «Закрывай!» Да и как было не орать? За мгновение до того, как железная дверь распахнулась, мне почудилось, что до спины моей что-то дотронулось. Легко, почти нежно. Но уверен, прикосновения этого я не забуду до самой смерти. Потому что это было прикосновение вечности – только не той, которая зовется бессмертной памятью человечества, а той, которая ждет наши тела в покойной глубине могилы.

Дверь с лязгом захлопнулась. Я проморгался. Передо мной стоял Игнатьев. Удивительное дело, мы находились вовсе не в тире, откуда начался мой поход за Книгой Рафли, а рядом с лестницей, ведущей к выходу из подвала. Обернувшись, я выяснил, что железная дверь принадлежала «Складу хозяйственного инвентаря», об этом извещала аккуратная фанерная табличка.