Конклав - [47]

Ломели вытащил авторучку. Ньюбай проткнул бюллетень иглой и наклонился к микрофону. Его скверный итальянский зазвучал в стенах капеллы:

– Первый голос второго тура отдан кардиналу Ломели.

На несколько ужасающих секунд перед мысленным взором Ломели возникла картинка: коллеги за его спиной ночью тайно вступили в сговор, имеющий целью выбрать его, и теперь Ломели на волне компромиссных голосований неуклонно несет к папскому трону, а у него нет ни времени, ни сил противостоять этому. Но следующее зачитанное имя было Адейеми, потом Тедеско, потом опять Адейеми, а затем наступил благодатно долгий период, когда Ломели не упомянули ни разу. Его рука двигалась вверх-вниз по списку, каждый раз добавляя галочку, и вскоре он увидел, что выходит на пятое место. Когда Ньюбай зачитал последнее имя – кардинал Трамбле, – у Ломели было девять голосов, почти вдвое больше, чем при первом голосовании; это было совсем не то, на что он надеялся, но, по крайней мере, позволяло ему держаться в безопасной зоне. Прорыв совершил Адейеми, который вырвался на первое место.

Адейеми 35

Тедеско 29

Беллини 19

Трамбле 18

Ломели 9

Остальные 8

Так в тумане человеческих амбиций начала вырисовываться Божья воля. Как это всегда случается во втором туре, аутсайдеры отпали, и нигериец получил шестнадцать их голосов: феноменальная поддержка. И Тедеско может быть доволен, подумал Ломели: он прибавил еще семь голосов к тем, что набрал в первом туре. А вот Беллини и Трамбле практически остались на своих местах: для канадца это, пожалуй, и неплохой результат, но явная катастрофа для бывшего государственного секретаря, которому нужно было бы набрать около тридцати голосов, чтобы сохранить надежду на избрание.

И только проверив свои подсчеты во второй раз, Ломели заметил небольшой сюрприз – примечание, так сказать, – на который он не обратил внимания, сосредоточившись на главном. Бенитез тоже увеличил свою поддержку: от одного голоса до двух.

10. Третье голосование

После того как Ньюбай зачитал результаты и три кардинала-ревизора проверили их, Ломели поднялся, подошел к алтарю и взял микрофон. Капелла издала низкое гудение. За всеми четырьмя рядами столов кардиналы сравнивали списки и перешептывались с соседями.

С алтарного возвышения он видел четырех основных претендентов. Беллини как кардинал-епископ сидел ближе всего к нему в правой части капеллы, если смотреть с места, где стоял Ломели: он сидел в одиночестве, разглядывал список и постукивал указательным пальцем по губам. Чуть дальше по другую сторону прохода Тедеско откинулся на спинку стула и слушал архиепископа-эмерита Палермо Скоццадзи, который сидел в ряду за ним, и потому ему пришлось наклониться над своим столом, чтобы сказать что-то Тедеско. Через несколько мест от Тедеско Трамбле вертелся из стороны в сторону, растягивая мышцы, как спортсмен на тренировке. Против него сидел, уставившись перед собой, совершенно неподвижный Адейеми, напоминавший фигуру, вырезанную из черного дерева, он не замечал взглядов, которые притягивал к себе со всех концов капеллы.

Ломели постучал по микрофону. Звук эхом разнесся от стен, словно барабанный бой. Шепот тут же прекратился.

– Братья мои, по Апостольской конституции мы сейчас не будем сжигать бюллетени, вместо этого мы немедленно перейдем к следующему голосованию. Помолимся.

В третий раз Ломели голосовал за Беллини. Решил, что не оставит его, хотя становилось очевидно – почти буквально в физическом смысле, – как шансы утекают от бывшего фаворита, который быстро прошел к алтарю, ровным голосом повторил слова клятвы и положил свой бюллетень на чашу. Он направился к своему месту, от него осталась одна оболочка. Одно дело было опасаться занять папский трон и совсем другое – неожиданно осознать реальность: этого никогда с тобой не случится, и после трех лет, в течение которых на тебя смотрели как на самого очевидного наследника, твои коллеги смотрят теперь мимо тебя, а Господь показывает, что выбрал другого. Ломели сомневался, что Беллини когда-нибудь оправится от такого удара. Когда он проходил мимо на свое место, Ломели утешительно похлопал его по спине, но бывший государственный секретарь, казалось, даже не заметил этого.

Пока кардиналы голосовали, Ломели созерцал панели на потолке над ним. Страдающий пророк Иеремия. Казнь ненавистника евреев Амана. Пророк Иона, которого готовится проглотить гигантский кит. Насильственный характер изображенного в первый раз поразил его – страдание, применение силы. Он вытянул шею, чтобы увидеть, как Господь разделяет тьму и свет. Сотворение планет и Солнца. Господь разделяет воду и землю. Он даже не заметил, как живопись целиком поглотила его.

«И будут знамения в солнце и луне и звездах, а на земле уныние народов и недоумение; и море восшумит и возмутится; люди будут издыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на вселенную, ибо силы небесные поколеблются…»[68]

Ломели вдруг ощутил в этом предвестие надвигающейся катастрофы такой силы, что его пробрала дрожь, а оглянувшись, понял, что прошел час и наблюдатели готовы перейти к подсчету бюллетеней.