Кони пьют из Керулена - [33]

— Чего смешного?

— Работать будем! — весело ответила я, и на душе стало легко, даже радостно. Сразу же прыг-скок — к реке.

Река была тихая, задумчивая, с отблесками закатного солнца. К воде склонялись плакучие ивы.

Максим, помнишь:

Выходила, песню заводила,

Про степного, сизого орла…

На глаза, кажется, слезы набежали.

24 августа.

2

Из города привезли большую юрту. Ставили ее торжественно. Председатель Самбу и парторг Жамбал крепкими сыромятными ремнями связали все двенадцать решетчатых звеньев-ханов. Потом на ярко-красных жердях-унях подняли круг-тоно. Остов одели в кошму. Поверх обтянули тонким белым брезентом. У входа на шесте подняли государственный красно-синий флаг. Внесли в юрту и расставили тоже привезенные из города столики и скамейки. После этого председатель объявил:

— Школа готова!

Подозвал Тулгу, добавил:

— Принимай, хозяйка!

В тот же день рядом поставили еще три юрты шестиханные, юрты-общежития. В них будут жить дети чабанов и табунщиков, постоянно работающих в степи.

Тулга объехала все стоянки животноводов, переписала детей-школьников. Теперь ей остается ждать начала занятий.

На второй или третий денься поехала на молочную ферму знакомиться с доярками. Тулга напросилась со мной.

Ферма — несколько юрт и коровник — стоит в десятке километров от поселка, на высоком берегу Буир-Нура. Когда выехали на берег — дух захватило от простора. Озеро цветом похоже на небо — такое же голубое и где-то там вдали сливается с небом. Некрупные волны тихо и ласково плещут на золотые буир-нурские берега, напоминающие чем-то прилегших отдохнуть верблюдов. А может, и в самом деле это верблюды? Пришли из далекой пустыни усталые, попили воды дай прилегли. Пусть подремлют…

Мне стало немножко грустно. Захотелось плакать. Здесь на берегу Буир-Нура родилась моя мама. Вспомнила стихи Нацагдоржа о матери:

… Красавица степей монгольских

Меня ты пеленала, мать.

Руками белыми своими

Мне колыбель качала, мать.

Ты голосом своим чудесным

Мне тихо напевала, мать,

Словами мудрыми своими

Меня ты научила, мать…

«Мама, мама… Здесь же, в прихалхингольской степи, ты закончила свой путь, не дождавшись, когда к твоей дочери придет сказочный батор с Севера. Пришел он, мама! И ушел…»

Тулга принесла в ладонях буир-нурской воды и плеснула мне в лицо. «Не грусти, не тоскуй», — и рассмеялась. Славная девушка Тулга.

…Подходя к коровнику, я услышала песню. Молодой девичий голос звенел так задорно и с такой страстью, что я невольно остановилась в воротах и залюбовалась. Девчонка, бросив мимолетный взгляд в мою сторону, с еще большим азартом продолжала песню, в ее маленьких руках быстрее заходила огромная лопата. Певунья убирала навоз.

Но вот закончилась песня. Девушка рукавом смахнула капельки пота со лба и оперлась подбородком на черенок лопаты. В темных живых глазах — любопытство и вопрос: «А ты зачем сюда приехала? Не песни ли слушать?»

— Весело работаете, — от души похвалила я.

Девушка смутилась: малиновая краска залила ее круглое и смуглое лицо с припухшими губами. Она щурилась на ярком солнце, и от этого взгляд ее казался озорным.

— Цогзолма работает веселее!

Цогзолма… Какое прозрачное и теплое имя. В нем есть вкус ветра и степи. И еще — трепет огонька. Цог — огонек.

Я поглядела на маленькие, еще не успевшие загрубеть руки, на огромную лопату, на кучу подобранного навоза, невольно спросила:

— Трудно?

— Легко! — певуче ответила девушка и улыбнулась. Подумала чуть, подтвердила:

— Правда, легко. А вот поработаю столько же, сколько Цогзолма, еще легче будет… Она с первых дней на ферме, две весны уже встретила.

Девушка оказалась разговорчивой. Через минуту-другую я уже знала, что зовут ее Дэнсма, что рабочий стаж ее совсем невелик, она работает всего-навсего со среднего месяца весны[10], до этого была официанткой в городской чанной. «А вы не новый зоотехник? Цогзолма говорила». Дэнсма рассказала, что в чайной сильно не поглянулось, что теперь она хочет стать достойным человеком, как Цогзолма.

Я слушала простодушный рассказ девушки и приятно удивлялась. Удивлялась не тому, что Дэнсме «легко работать» и что хочет она стать достойным человеком. Это было понятно. А тому, что она, о чем бы ни говорила, непременно упоминала Цогзолму.

— Я что, вот Цогзолма…

Оказывается, Цогзолма посоветовала Дэнсме бросить чайную «раз душа к ней не лежит» и приезжать к ним в объединение работать дояркой. «Только тут все твои таланты и раскроются…» Цогзолме поверила: вместе росли, подружки были. «Но она с самого детства — умнее меня была».

Немножко наивная, простодушная и славная Дэнсма тараторила без умолку.

— Весною тут страшный шурган был… Наверно, читкуры[11] играли в прятки. Коров наших они разогнали по степи, едва мы собрали их. Одного теленка все-таки утеряли — от коровы Сказочки. Цогзолма страшно переживала за него. Но все благополучно обошлось, дней через пять нашли. Он оказался в десяти километрах отсюда. Пургу и снег под копной снега переждал, хитрюга. Привезли бодрого и здорового. «Ясным месяцем» назвала его Цогзолма.

Из глубины коровника к нам подошла еще доярка. Я стала спрашивать ее о работе. Но, видно, настроение у девушки было пасмурное: отвечала она неохотно. Но когда разговор зашел о Цогзолме, словно солнышко заглянуло в коровник и упало на загорелое до черноты лицо моей молчаливой собеседницы.