Конгревова ракета - [108]

Шрифт
Интервал

Добрые, хорошие рассказы. Это много, но этого недостаточно.

Эпатаж, скандал, по-видимому, не лучшие способы заявить о себе в литературе. Но и тихо войдя в литературу, останешься незамеченным… У Белинского есть очень точные слова: «Шум, конечно, не всегда одно и то же со славою, но без шуму нет славы». Спорить с этим, думаю, невозможно.

Судя по биографической справке, Ирина Косых, уроженка Тамбовской области, «в настоящее время живет в Тамбове, работает школьным учителем». В свое время окончила МГУ, ВЛК, то есть имеет солидный фундамент… Тамбов да и практически вся Центральная Россия нынче представлена в литературе очень слабо и блекло. Может быть, стоит Ирине обратить свое писательское внимание на родной край пристальнее? И шагнуть за рамки лаконичных рассказов и сдержанных повестей. И струя местного колорита, которым не пренебрегают северяне, южане, сибиряки, дальневосточники, думаю, не помешает…


Анна Андронова. «Человеческое лицо» («Нижний Новгород», 2016, № 1)

Журнал «Нижний Новгород», возрожденный года три назад, набирает популярность не только у читателей, но и у авторов. В нем публикуются, в том числе, и такие известные, живущие вдали от Нижегородских пределов, литераторы, как Игорь Золотусский, Виктор Соснора, Герман Садулаев, Андрей Рудалёв, Сергей Есин, Кирилл Анкудинов… Но и в самом Нижнем Новгороде немало отличных писателей. К примеру – Анна Андронова.

У нее странная творческая судьба. Публикуется давно, автор нескольких книг прозы (в том числе двух изданных в «АСТ»), имеет крепкий круг почитателей (в числе их Леонид Юзефович, Захар Прилепин, Денис Гуцко, Лев Пирогов), но критикой ее повести и рассказы практически не замечены.

А пишет Андронова, по моему мнению, настоящую русскую прозу. Несуетливую, подробную, берущую не закрученными сюжетами, стилистическими выкрутасами, а интонацией, искренней задушевностью.

Дом, шаткий и жалкий, обнесенный спереди редким заборчиком с выбитыми «зубами», зарос крапивой и мальвами по самые окна. Крыша в углу сеней давно провалилась и в дождь сильно текла. Ступени крыльца менял собственноручно еще при Брежневе, тогда же и половицу в коридорчике. А теперь ступени осыпались трухой и замшели по краям, половица опять скрипела и шаталась. А тогда, давно, этот дом, поставленный его отцом на ссуду какого-то там товарищества, был крепок и весел. Тускнеющая фотография усатого товарищества много десятилетий висела на стене, и каждый гвоздь в усталом и слабом теперь теле дома был оглажен и вбит рукой отца. Место было не ахти какое, но людное, между двумя городскими кладбищами на окраине, близко от проезжей дороги, уходившей к реке на переправу.


Анна Андронова работает врачом, и героини большинства ее повестей и рассказов тоже врачи… Есть вроде бы слегка пренебрежительный термин – «писатель одной темы». Строго говоря, Андронова именно такой писатель – одной темы. Но сколько разных оттенков, нюансов в ее внешне похожих героинях, в знакомой обстановке больницы… И секрет здесь в том, что сюжеты автор не выдумывает, а находит в реальной жизни.

Наверняка и почти столетний старик Горбунов из рассказа «Человеческое лицо» тоже взялся из жизни – был пациентом самой Андроновой или кого-то из ее коллег.

Горбунов, ослепший, немощный, доживает один в «шатком и жалком» доме. Пережил он и сына, и жену… Старику помогают, приносят продукты, но рядом никого нет, и когда у Горбунова случается приступ, лишь чудом его обнаруживают и отвозят в больницу.

Выхаживая старика, лечащий врач Татьяна Александровна слушает историю его жизни. В чем-то обыкновенную, в чем-то неповторимую, уникальную. Есть и тайна в его судьбе…

Это не монолог. Автор отлично чередует прямую речь с несобственно-прямой речью, нерассказанными воспоминаниями… Отлично написанная вещь!

Вот портрет Горбунова:


Старик сидит, будто не слышит, сохраняя вид напряженный и даже несколько надменный. Совершенно седой, до белизны. На удивление густые волосы шапкой подняты ото лба. Глаза глубоко спрятаны в морщинистых веках, брови тоже белоснежные. Длинное костистое лицо, в котором чувствуется порода. ‹…› Ноги тощие, как две палки, правая изуродована большим шрамом – военное ранение. Кожа на спине и груди тоже вся в шрамах, шрамиках и родинках, бугорках и наслоениях времени, как кора векового дерева.


Издатели и некоторые собратья по перу, знаю, советовали Анне Андроновой для «коммерческого успеха» писать романы. Я тоже советовал. Пока не прочитал ее большую, многоплановую повесть «Соловей». Дочитывал, признаюсь, с трудом. И не потому, что повесть слаба. Наоборот – плотность текста настолько сильная, что сдавливает, как тиски.

Андронова – мастер рассказа. Но как ей с этим мастерством «засветиться», если на рассказ нынче не обращают внимания?


Николай Фоменко. «Взять теплые вещи» («Волга», 2016, № 1–2)


Тема войны в Донбассе перемещается из публицистики и телевизионных ток-шоу в художественную литературу. Пока в основном в виде стихотворений и небольших рассказов. Пишут участники, очевидцы, жертвы… Один из примеров – рассказ Николая Фоменко «Взять теплые вещи».


Рассказу предшествует биографическая справка автора – родился в 1953 году в городе Россошь Воронежской области. С 1978 года живет в Артёмовске Донецкой области. Рассказы публиковались в журналах «Союз Писателей», Esquire (Украина), «Новый Журнал», «Крещатик», «Отражение»… Лауреат литературной премии имени О’Генри «Дары волхвов» (2011), литконкурса «Русский Stil» (2012), лонг-листер «Русской премии» (2014).


Еще от автора Роман Валерьевич Сенчин
Елтышевы

«Елтышевы» – семейный эпос Романа Сенчина. Страшный и абсолютно реальный мир, в который попадает семья Елтышевых, – это мир современной российской деревни. Нет, не той деревни, куда принято ездить на уик-энд из больших мегаполисов – пожарить шашлыки и попеть под караоке. А самой настоящей деревни, древней, как сама Россия: без дорог, без лекарств, без удобств и средств к существованию. Деревни, где лишний рот страшнее болезни и за вязанку дров зимой можно поплатиться жизнью. Люди очень быстро теряют человеческий облик, когда сталкиваются с необходимостью выживать.


Дождь в Париже

Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», сборников короткой прозы и публицистики. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист «Русского Букера» и «Национального бестселлера». Главный герой нового романа «Дождь в Париже» Андрей Топкин, оказавшись в Париже, городе, который, как ему кажется, может вырвать его из полосы неудач и личных потрясений, почти не выходит из отеля и предается рефлексии, прокручивая в памяти свою жизнь. Юность в девяностые, первая любовь и вообще – всё впервые – в столице Тувы, Кызыле.


Русская зима

В новой книге Романа Сенчина две повести – «У моря» и «Русская зима». Обе почти неприкрыто автобиографичны. Герой Сенчина – всегда человек рефлексии, человек-самоанализ, будь он мужчиной или женщиной (в центре повести «Русская зима» – девушка, популярный драматург). Как добиться покоя, счастья и «правильности», живя в дисбалансе между мучительным бытом и сомневающейся душой? Проза Сенчина продолжает традицию русской классики: думать, вспоминать, беспокоиться и любить. «Повести объединяет попытка героев изменить свою жизнь, убежать от прошлого.


Моя первая любовь

Серия «Перемены к лучшему» — это сборники реальных позитивных историй из жизни современных писателей. Забыть свою первую любовь невозможно. Была ли она счастливой или несчастной, разделенной или обреченной на непонимание, это чувство навсегда останется в сердце каждого человека, так или иначе повлияв на всю его дальнейшую жизнь. Рассказы из этого сборника совершенно разные — романтичные, грустные, смешные, откровенные… они не оставят равнодушным никого.


Срыв

Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», «Информация», многих сборников короткой прозы. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист премий «Русский Букер», «Национальный бестселлер». Слом, сбой в «системе жизни» случается в каждой истории, вошедшей в новую книгу Романа Сенчина. Остросоциальный роман «Елтышевы» о распаде семьи признан одним из самых важных высказываний в прозе последнего десятилетия. В повестях и рассказах цикла «Срыв» жизнь героев делится на до и после, реальность предлагает пройти испытания, которые обнажат темные стороны человеческой души и заставят взглянуть по-другому на мир и на себя.


Квартирантка с двумя детьми

В новом сборнике известный писатель-реалист Роман Сенчин открывается с неожиданной стороны – в книгу включены несколько сюрреалистических рассказов, герои которых путешествуют по времени, перевоплощаются в исторических личностей, проваливаются в собственные фантазии. В остальном же все привычно – Оля ждет из тюрьмы мужа Сережу и беременеет от Вити, писатель Гущин везет благотворительную помощь голодающему Донбассу, талантливый музыкант обреченно спивается, а у Зои Сергеевны из палисадника воруют елку.


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.


Жизнь после смерти. 8 + 8

В сборник вошли восемь рассказов современных китайских писателей и восемь — российских. Тема жизни после смерти раскрывается авторами в первую очередь не как переход в мир иной или рассуждения о бессмертии, а как «развернутая метафора обыденной жизни, когда тот или иной роковой поступок или бездействие приводит к смерти — духовной ли, душевной, но частичной смерти. И чем пристальней вглядываешься в мир, который открывают разные по мировоззрению, стилистике, эстетическим пристрастиям произведения, тем больше проступает очевидность переклички, сопряжения двух таких различных культур» (Ирина Барметова)


Путин: Логика власти

«Хуберт Зайпель имеет лучший доступ к Путину, чем любой другой западный журналист» («Spiegel»). В этом одно из принципиально важных достоинств книги – она написана на основе многочисленных личных встреч, бесед, совместных поездок Владимира Путина и немецкого тележурналиста. Свою главную задачу Зайпель видел не в том, чтобы создать ещё один «авторский» портрет российского президента, а в том, чтобы максимально точно и полно донести до немецкого читателя подлинные взгляды Владимира Путина и мотивы его решений.


Русское родноверие

Книга посвящена истории русского неоязычества от его зарождения до современности. Анализируются его корни, связанные с нарастанием социальной и межэтнической напряженности в СССР в 1970-1980-е гг.; обсуждается реакция на это радикальных русских националистов, нашедшая выражение в научной фантастике; прослеживаются особенности неоязыческих подходов в политической и религиозной сферах; дается характеристика неоязыческой идеологии и показываются ее проявления в политике, религии и искусстве. Рассматриваются портреты лидеров неоязычества и анализируется их путь к нему.


Памятные записки

В конце 1960-х годов, на пороге своего пятидесятилетия Давид Самойлов (1920–1990) обратился к прозе. Работа над заветной книгой продолжалась до смерти поэта. В «Памятных записках» воспоминания о детстве, отрочестве, юности, годах войны и страшном послевоенном семилетии органично соединились с размышлениями о новейшей истории, путях России и русской интеллигенции, судьбе и назначении литературы в ХХ веке. Среди героев книги «последние гении» (Николай Заболоцкий, Борис Пастернак, Анна Ахматова), старшие современники Самойлова (Мария Петровых, Илья Сельвинский, Леонид Мартынов), его ближайшие друзья-сверстники, погибшие на Великой Отечественной войне (Михаил Кульчицкий, Павел Коган) и выбравшие разные дороги во второй половине века (Борис Слуцкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов)