Конго глазами художника - [19]
— Мосье, человек, который покажет тебе танцы, ждет на улице!
В небе висит полная луна, залитая пепельным светом деревня — как рисунок тушью. Людей не видно, все ушли к танцевальной площадке. Лишь кое-где тлеют костры, у которых съежились одиночные силуэты. Безмолвно ждет черный проводник. Он почти голый, только лоскут материи свисает впереди с узкого поясного ремешка.
— Мботе!
Он кивает в ответ, и мы входим в черную дыру в стене леса. Вокруг нас смыкается мрак, я вынужден взяться за пояс проводника. Он молча скользит впереди, я вслепую ковыляю следом. Непостижимо, как он различает тропу. Причем ступает быстро и решительно. Вырвись он сейчас и брось меня, я буду совершенно беспомощен. Один в такой темноте ни за что не найду пути обратно. Да белый здесь и днем не пройдет.
Поначалу мужчины только смотрят, потом их роль
становится более активной
За ужином вождь рассказал мне, что не так давно на деревню напали леопарды. Они сорвали дверь одной лачуги на окраине, вошли и утащили в лес двух спящих женщин.
Неужели в моем проводнике нет ничего человеческого, хоть бы кашлянул… Но он не издает ни звука, этакий незримый радар где-то во тьме передо мной. Пытаюсь подбодрить себя, насвистываю легкомысленную шведскую песенку. Не помогает. Мне слышатся шорохи сзади, чудятся светящиеся глаза…
Рокот барабанов звучит все громче, среди черных стволов возникает просвет, и вдруг лес обрывается. Передо мной залитая лунным светом деревенская площадь и сотни людей, стоящих в несколько рядов по краю широкого эллипса. Внутренний ряд составлен из одних мужчин, за ними — женщины и дети. Самые маленькие качаются на спинах матерей. На бархатно-черном фоне леса молочно-белым силуэтом выступают провалившиеся крыши заброшенных лачуг.
Барабанщики без конца выбивают одну и ту же жесткую монотонную дробь. Лоснящиеся от пота, стоят они, широко расставив ноги, над длинными барабанами и колотят по ним палочками или ладонями. Время от времени кто-нибудь делает короткий перерыв и, поплевав на кожу барабана, подогревает ее над маленьким костром. Белый свет и черные тени выписывают абстрактные узоры.
Напористая динамика ритма заставляет весь воздух колыхаться, словно дышат огромные легкие. Все поют, держась одной основной ноты. Люди как бы срослись с ритмом, голоса сплавились воедино, в некую первобытную силу.
Внезапно из хора ракетой вырвался пронзительный женский голос, зазвучала пулеметная скороговорка. Темп сразу увеличился, напряженность переросла в тревогу. Жестче и жестче, быстрее и быстрее барабанная дробь. Все чаще раздаются крики и вопли, люди взвинчивают себя до той грани, за которой все грани исчезают.
Мой чернокожий проводник повернулся спиной, чтобы не поддаться. Ему явно было велено не оставлять меня. Он сел, скрестив ноги, оперся локтями о колени и зажал уши ладонями. С опушки, на которую мы вышли, весь танец был виден, как с балкона. Деревня находилась в лощине.
Появляется колдун. В переднике из травяной материи, обвешанный леопардовыми хвостами, он скачет и мечется, словно бес, пересекает площадку с такой скоростью, что кажется — он находится одновременно в нескольких точках. Барабанщики трудятся механически, с отсутствующим взглядом. Стоит кому-нибудь свалиться от усталости, как его тотчас сменяет другой.
Время за полночь, луна прошла зенит. От мужчины к мужчине в волнующем танце скользит разрисованная белым мелом и обвешанная побрякушками восхитительно гибкая танцовщица. В ту самую минуту, когда мужчина, доведенный до исступления, готов броситься на нее, обольстительница, качнув бедрами, отступает и переходит дальше. Одного за другим захлестывает волна неистового вожделения — и спадает опять. Раззадорив всех, женщина исчезает.
Мужчины и женщины составляют пары
Но вожделение остается, и его надо утолить. Замкнутый круг распадается, мужчины и женщины образуют пары и танцуют лицом к лицу, но не касаясь друг друга. В обволакивающем чувственном ритме все медленно кружат вокруг барабанов. Темп нарастает, страсть распаляется и переходит в экс газ.
На рассвете мы возвращаемся через лес. Мокрые штанины шлепают по ногам, на лицо липнет паутина.
В этой деревне мы с Нзиколи гостили несколько дней. Порождение охристо-красной земли, она была на редкость живописна. Небо под вечер пылало оранжевым пламенем, деревенская площадь была словно раскаленное дно кастрюли, а кругом сплошной темно-зеленой стеной стоял дремучий лес. Жизнь в этом замкнутом пространстве тесно сплачивала людей. Вместе они оборонялись против упорно наступающих дебрей, против диких зверей, против бесов и колдовства. Грозный лес определял лицо всей деревни.
Вечерами мы сидели у какой-нибудь хижины, окруженные чуть не всеми жителями деревни, пели, рассказывали истории. Не зная языка, я мало что понимал.
Душные ночи, полудрема в шезлонге. Тлеет костер, спящие псы уткнули морду в золу, сидят, тихо беседуя, темные группы людей. А кругом цикады, цикады, цикады и светлячки, и пальмовые кроны, и серебряный лунный свет.
В последний вечер Нзиколи зарезал козу, подарок вождя. Мы наелись до отвала и выпили изрядное количество пальмового вина, после чего легли спать пораньше, чтобы с восходом солнца отправиться в путь.
