Конфуций - [20]

Шрифт
Интервал

Одни напевы предписывались для воспитания таких качеств, как великодушие, мягкость и справедливость, другие для развития спокойствия, ума, проницательности и искренности, третьи — для стяжания почтительности, скромности и вежливости, четвёртые — помогали стать честными и уступчивыми.

Если же называть вещи своими именами, то это была очень тяжелая ритуальная музыка для человека твердых устоев и незыблемой воли, и разобраться в ней было сложно даже профессионалам.

Однако Конфуция подобные трудности не пугали. Целыми часами он вслушиваться в музыку и с невероятным упорством учился петь песни поэтического канона чжоусцев под аккомпанемент, предписанный древними правилами.

Те же самые музыканты учили его, как незаметным движением пальцев извлекать такие же утонченные и неуловимые для неискушенного слушателя звуки, каковые сопровождали творческие превращения Великого Пути мироздания.

Благородный муж в душе безмятежен. Низкий человек всегда озабочен

Знающему далеко до любящего, Любящему далеко до радостного

Благородный муж ни от кого не ожидает обмана, но когда его обманывают, он первый замечает это

Очень скорое Конфуций убедился в том, что именно такая музыка возвышала и облагораживала характер человека, успокаивала страсти и давала истинное наслаждение.

Если верить некоторым источникам, то он даже посетил княжество Кин, где жил знаменитый музыкант Сианг.

Там Конфуций хотел окончательно усовершенствоваться в музыке, на которую он смотрел как на один из драгоценнейших даров неба человеку.

Всю музыкальную премудрость Конфуций постиг всего за две недели, из чего можно сделать вывод, что музыкальные требования того времени были не слишком обширны и сложны.

Чем больше Конфуций слушал старую музыку, тем больше осозновал, что именно такая музыка воспитывает в человеке сдержанность и очищают душу от всего низменного и суетного.

Более того, благодаря музыке, он еще больше проникся к той самой золотой старине, о которой столько слышал и читал.

Оно и понятно! Ведь теперь он еще и слышал ее.

И настал день, когда он совершенно искреннее смог сказать:

— Никогда не представлял себе, что музыка может пробудить во мне такое…


Особенно Конфуций полюбил семиструнную цитру, которая с его легкой руки стала классическим музыкальным инструментом ученых мужей Китая.

Более того, он стал брать уроки игры на цитре у лучшего столичного музыканта, старого Ши Сяна.

Целыми днями он сидел со своей цитрой, выполняя задания учителя и постигая все премудрости этого инструмента.

В один прекрасный день он выучил очередной урок и почувствовал необычайный даже для него прилив энергии.

Он поспешил к учителю.

— Я знаю, — сказал он, — кто был человек, сочинивший этот напев. Это был муж смуглолицый и высокий, прямо-таки величественный! Его взор устремлялся в недостижимые дали, его дух обнимал все пределы небес. Таким мог быть только достопочтенный Вэнь-ван, основоположник дома Чжоу!

Пораженный учитель встал со своего места и отвесил поклон своему ученику.

— Ты прав! — воскликнул он. — Знатоки старинной музыки утверждают, что эту мелодию написал именно Вэнь-ван!

Пройдет время, и Конфуций скажет своим ученикам, что, вслушиваясь в переливы звуков, он видел перед собой великих мудрецов древности.

При этом он не столько восхищался музыкой, сколько взирал на то, что скрывается за ней, на глубины времени, в которых он черпал вдохновение.

— Я, — говорил он своим ученикам, — вижу не символические образы древних, но их живое воплощение и даже может различить черты их лиц! Более того, я могу беседовать с ними, задавать вопросы, а значит, учиться у них…

Конфуцианцы считали, что музыка имеет огромное воспитательное значение, «умиротворяет нравы и облагораживает души» и что она — символ упорядоченности и вселенской гармонии.

Именно поэтому Конфуций считал, что музыка, как и ритуал, учила идеалу древности.

Именно она обладала способностью пробудить в человеке ощущение связи с Небом и сделать его в той или иной степени человеколюбивым.

Постоянно гневающийся на кого-нибудь, боящийся чего-нибудь и всецело предающийся страстям не может быть свободен душой.

Кто не может сосредоточиться в себе или увлекается чем-нибудь, тот, видя, не увидит, слыша не услышит, вкушая, не различит вкуса

Более того, музыка могла стать критерием этого человеколюбия и чистоты душевного посыла.

Сам Конфуций был очень восприимчив к музыке, прекрасно разбирался в древних мелодиях и даже мог давать наставления музыкантам.

Понимал Конфуций и то, что музыка может влиять на людей по-разному.

Так, музыка боевого танца, во время которого разыгрывались сцены древних сражений, показалась Конфуцию «прекрасной, но недостаточно добродетельной», ибо возбуждала души, поселяя в них «военное начало».

Но была и другая мелодия — «гражданская», под которую исполнялись удивительные по своему изяществу танцы с павлиньими перьями.

Она была «и прекрасна, и добродетельна», поскольку выявляла в человеке глубину «культурного начала», которое так ценил Учитель.


Мы уже говорили о том, что интерес Конфуция к древней музыке вырос из приверженности к старине. В чем, конечно же, угадывается и общее состояние китайской культуры тех времен.


Еще от автора Александр Геннадьевич Ушаков
Операция «Престол»

В основу книги положены реальные события Великой Отечественной войны. Летом 1941 года Судоплатов, возглавивший диверсионный отдел в центральном аппарате НКВД, начал операцию, которая и поныне считается высшим пилотажем тайной борьбы. Она длилась практически всю войну и на разных этапах называлась «Монастырь», «Курьеры», «Послушники» и «Березино». Ее замысел первоначально состоял в том, чтобы довести до немецкого разведцентра целенаправленную информацию о якобы существующей в Москве антисоветской религиозно-монархической организации.


Крестные братья

В романе повествуется о судьбе двух братьев — известного журналиста и вора в законе. В начале девяностых годов они переживают, каждый по-своему, трудности того времени. Бес, как зовут одного из братьев в криминальных кругах, ведет борьбу под солнцем после своего возвращения из заключения с захватившими все доходные места ворами. Его оставшийся без работы брат мучается из-за того, что не может найти себе достойного занятия. В романе есть все: любовь, предательство, разочарования и мучительные раздумья.


Воровская зона

Александр Ушаков родился в 1945 году. Окончил Институт стран Азии и Африки. Журналист. Автор романов, ставших бестселлерами: «Крестные братья», «Криминальный экспресс», «Воровская зона». В романе «Воровская зона» бывший следователь милиции Александр Баронин, получивший в уголовном мире кличку Барон за несгибаемый нрав и неподкупность, смело вступает в противоборство с продажными властями и бандитами — беспредельщиками. Много страниц автор отдал описанию жестоких нравов, царящих за колючей проволокой «зоны». «Найди мои деньги!» — говорит следователю Баронину вор в законе Ларс, уходя на зону, где ему предстоит три года вершить воровской суд среди «шнырей» и «быков».


Великие тайны русского престола

Иван III, Иван Грозный, Борис Годунов, Петр Великий, Екатерина Великая, Николай I, Александр II… Сколько событий в жизни нашей страны связаны с этими именами, которые и по сей день продолжают волновать историков, писателей и всех тех, кто интересуется Россией. Мы многое знаем о наших правителях, и с каждым днем продолжаем узнавать что-то новое, заставляющее нас взглянуть на них совершенно под другим углом зрения. Конечно, как и у всяких людей, у них были свои тайны. Большие и малые. И они нас интересуют не только из-за простого любопытства (кто был отцом Ивана Грозного), а из-за того, что с многими из них связана наша история. Так, очень многие и по сей день считают Пестеля и Рылеева святыми, которых убил царь-сатрап. И только немногим известно, что эти гуманисты-масоны готовили самое настоящее гестапо для России. Все знают о свирепости Грозного и считают ее следствием его больного воображения. Но мало кто познал истинные причины этой свирепости, которые крылись в глубокой вере царя, пытавшегося построить благочестие на крови. Об этом и многом другом мы и расскажем Вам в этой книге. Конечно, в одном издании невозможно охватить по сути дела необъятное, но мы выбрали самое интересное.


Гитлер. Неотвратимость судьбы

Значение личности Адольфа Гитлера находится далеко за пределами мировой политики, истории. Гитлер разрушил не только Германию, он положил конец старой Европе с ее конфликтами, наследственными распрями, со всем ее блеском и величием. Вся его жизнь — это мистическое чувство судьбы, осознание своей высшей роли в спасении Германии, немецкого народа. Подавляющее большинство немцев взирало на него как на мессию, верило ему и искренне следовало за ним.Гитлеру посвящены тысячи книг. При этом его образ окрасился несметным количеством выдумок, клеветы и лжи.


Сталин. По ту сторону добра и зла

Личность Сталина — одна из самых таинственных и противоречивых фигур человечества. Влияние вождя великой страны на ход мировой истории огромно.Историк, писатель Александр Ушаков в своей новой книге «Сталин. По ту сторону добра и зла» предстает не как сторонник деспотичного генералиссимуса или его противник, а пытается ответить на вопрос: «Кем на самом деле был Иосиф Сталин — великим правителем, который стал выше общепринятых норм человеческой морали, или одним из тех, кто оставил после себя в истории страшный кровавый след?»Издание содержит большое количество фотографий, многие из которых публикуются впервые.


Рекомендуем почитать
История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.


Бессилие добра и другие парадоксы этики

Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн  Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.


Диалектический материализм

Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].


Самопознание эстетики

Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.


Иррациональный парадокс Просвещения. Англосаксонский цугцванг

Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.


Онтология трансгрессии. Г. В. Ф. Гегель и Ф. Ницше у истоков новой философской парадигмы (из истории метафизических учений)

Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.