Конфискованная земля - [42]

— Вон он!

— Голодранец! Кем себя вообразил?

— Задумал с хозяйской дочкой на винограднике любовь крутить…

Весь Кесикбель поднимет его на смех. Даже деревенские собаки будут смеяться.

— Землю проворонил, а туда же, за хозяйской дочкой!..

Хасан очнулся. Как, он все еще стоит на пороге сторожки! Да разве можно без толку проводить время! А если с Алие что-нибудь стряслось? От злости на свою глупость он с силой ударил себя в грудь тяжелыми, словно молоты, кулаками и со всех ног помчался в деревню. Ворвался в кофейню — здесь в первую голову любую новость узнают. Нет, все как обычно. Он облегченно сел, облокотился на стол, чтобы отдышаться.

— Мастан приехал! — услышал он.

У Хасана дрогнула рука, на которую он опирался. Локоть чуть не соскользнул со стола.

— Что ты сказал?

— Гроза Кесикбеля вернулся, вот что, брат.

С другой стороны послышалось осторожное покашливание.

— Пожалуй, это даже к лучшему.

Хасан повернул к говорившему пылающее лицо.

— Это почему же тебе лучше будет, дорогой?

Человек опять осторожно покашлял.

— А как же с семенами-то?

— «С семенами…» — машинально повторил Хасан.

— Нечего ждать от Мастана добра, — говорили в другом углу. — Для наших ран он мази не даст.

— Ничем их не научишь, — поддержал чей-то бас. — Хоть кол им на голове теши!.. Поглядите только: опять Мастан стал их благодетелем!..

Все эти разговоры доносились до Хасана, словно из-за стены. «Вон оно что, вон оно что! Приехал», — вертелось у него в голове. Он плюнул на пол и вышел.

Многие в деревне с надеждой ждали возвращения Мастана. Кому сына женить, кому в армию провожать, кому дочь выдавать замуж, а денег-то нет. Может, выручит Мастан? Почему бы не выручить? Ему от этого только прибыль.

— Эх, вы! — негодовал Сердер Осман. — Опять Мастан хорош стал?

Хорош ли, плох ли Мастан — земля не спросит. Ей нужны семена. Отсеется крестьянин, замаячит перед ним надежда на хороший урожай, на счастливую жизнь, которая придет вместе с этим урожаем. Да ради этого крестьянин теперь готов простить бы Мастану не только конфискацию, но и убийство собственного отца. Лишь бы дал денег, не прогнал от своих дверей.

— Выходит, кроме Мастана, на всей земле и обратиться не к кому? — Сердер Осман навалился всем телом на стол. — А банк на что?

Вся кофейня так и загудела, так и заходила ходуном.

— Думаешь, дадут?

— Дадут, конечно.

— Для правительства все равны.

— Молодец, что надоумил. Обязаны дать!

— А как же! Всем дают, а нам — нет?

— Клянусь аллахом, напишем самому главному паше! Я знаю одного писаря. Он за две с половиной лиры хоть в Анкару напишет. Однажды…

— И напишем!

— Если ребенок не заплачет, ему молока не дадут.

— Не дают!

— Идем сейчас же!

— Расскажем, как живем. Тогда…

— Клянусь аллахом, смягчатся их сердца!

— Пусть только не дадут!

— Тогда сразу к тому паше…

— Мы так ему распишем…

— А писарь-то на днях…

— Что?

— «Пусть, — говорит, — зайдут ко мне караахметлийцы».

— Отчаянная голова!

— «Я, — говорит, — одним письмом разделаюсь с вашим Мастаном».

— У него даже с пера кровь каплет, во как!

— Он с большими людьми запросто…

— Надо только в банк сходить.

— Сейчас же и пойдем!

— Точно, душа моя.

Староста Керим нацепил на шею новый галстук, огромный узел которого никогда не развязывался. Этот галстук в прошлом году ему подарил сам каймакам. С полным сознанием всей важности своей миссии староста степенно прошелся перед крестьянами.

— Клянусь аллахом, наш староста настоящий господин! — восхищенно воскликнул Тощий Омер.

— Представительный мужчина, — закивали крестьяне.

В касабу отправились налегке. Счастливые, опьяненные новой мечтой, люди не чуяли под собой ног, словно деньги были уже в их руках. В касабе Мустафа Сорок Зубов развязно обратился к прохожему:

— Где здесь банк? Вот тот, что ли?

— Ну да!

— Кто первый войдет?

— Ясно, староста. Ему по званию положено.

— Что ж, душа моя, — сказал староста Керим неожиданно дрогнувшим голосом. — Давай войдем.

Подошли к подъезду банка. Староста в последний раз поправил галстук, огляделся по сторонам, прокашлялся, одернул пиджак и, наконец, сказал бодро:

— Пошли, братцы!

Открыв огромную железную дверь, крестьяне очутились в просторном зале. По углам его стояли три стола и касса. Один чиновник поднял голову от бумаг.

— Добрый день!

Староста опять поправил свой галстук, сделал по направлению к чиновнику два шага.

— Добрый день, господин.

— Что вы хотите?

— Нам бы директора повидать.

Чиновник показал рукой на дверь.

— Вот его кабинет. Он знает про вас?

— Откуда же он узнает, когда мы только в город пришли.

Все направились к двери, указанной чиновником. Староста еще раз поправил галстук и решительно взялся за дверную ручку.

За огромным письменным столом сидел круглолицый человек и, улыбаясь, смотрел на вошедших.

— Пожалуйста, входите.

Теснясь в дверях, крестьяне вошли, гурьбой стали посреди комнаты.

— Садитесь, — пригласил директор.

Расселись на стульях, как важные господа. Старосте и Мустафе Сорок Зубов достались кресла, обтянутые сафьяном.

— Я вас слушаю, — сказал директор.

— Простите нас ради аллаха, — начал староста, — мы с просьбой к вашей милости.

— С какой же?

— Нам деньги нужны. У нас бедная деревня.