Конфиденциальный источник - [48]

Я устала от недосыпания и никак не понимала, где могла допустить ошибку. Не отрицаю, Леонард кое-что преувеличил, однако я ведь не сказала ничего выходящего за рамки.

— Я отстаивала.

Они снова переглянулись. Я стала терять самообладание.

— Вы слушали всю передачу?

— Большую часть, — отозвалась Марси.

— А вы? — Неужели они все полагаются на мнение Марси?

— Я не включал радио, — признался Натан, — но сегодня утром мне в редакцию позвонил мэр, и я смотрел пресс-конференцию, в которой «Кроникл» обвинили в подтасовке фактов.

— С самого начала было ясно, что мэру статья не понравится, — тихо произнесла я. — Да и полиции Провиденса тоже.

— Мы не ожидали от них восторженных отзывов, — сказал Натан, — но и не предполагали, что они смогут опровергнуть каждое утверждение.

* * *

На самом деле полиция не опровергла мои слова. Но это было не важно. Они сделали достаточно заявлений, чтобы выставить меня абсолютной дилетанткой.

Основная мысль состояла в следующем: зная о пристрастии Барри Мазурски к азартным играм, детективы провели расследование этой версии как мотива преступления и нашли ее ложной. Конкретные доказательства заказного убийства отсутствовали, да и осведомители подтвердили, что Барри Мазурски выплатил все долги.

На пресс-конференции мэра появилась даже Надин Мазурски, которая заявила, будто муж уладил все проблемы при поддержке Общества анонимных игроков.

— Не могу поверить, что «Кроникл» раскопала это грязное белье и представила на всеобщее обозрение.

По словам Марси, Надин даже уронила слезу.

Билли взял микрофон и объяснил, что написанное им частное письмо не имеет никакого отношения к предстоящему референдуму. В прокуратуре с осторожностью отнеслись к обнародованию информации по делу из-за возможной причастности патрульных к аварии. Ни мэр, ни начальник полиции, ни Орден полицейского братства не хотят разглашать детали до шестого ноября, когда будет готов внутренний отчет, который должен снять с полицейских обвинение в превышении скорости, повлекшей за собой трагедию.

Интуитивно я понимала, что это ложь.

— Если такова истинная причина, то почему полиция не призналась во всем сразу? Сказали бы, что не дадут никаких интервью до окончания рассмотрения дела о преследовании.

— Ты об этом хоть спрашивала? — поинтересовалась Марси.

— Да, — ответила я. — И сержант Холсторм заявил, что полицейский патруль будет с легкостью оправдан, потому что есть свидетели, а у потерпевшего в крови обнаружен алкоголь.

— Очевидно, у начальника полиции на это другой взгляд, — отметил Натан.

— Надо же, оглашение внутреннего отчета назначено именно на шестое ноября, на день референдума? Не странное ли совпадение?

Все молчали.

— И если так, почему мэр не сказал мне об этом вчера вечером?

— А он говорит, что так и сказал.

— Вранье! — Я покраснела. — Я дважды просила его назвать дату. Он отказался.

Судя по выражению лица Натана, он мне не верил.

Такая несправедливость меня потрясла.

— Уверяю вас, они лгут. Собственный сын Мазурски признался, что отцу вплоть до сентября поступали угрозы от кредиторов. Он уверен, убийство произошло из-за долгов.

— Да?

Натан с Дороти переглянулись.

— Что?

— А мать утверждает, что Дрю психически неуравновешен, — отметила Дороти.

Психически неуравновешен? И что это значит? Он параноидный шизофреник?

— Но ему же это не приснилось? Я сама видела Барри со сломанной рукой четыре месяца назад. И еще один источник сообщил, что Мазурски не мог отделаться от ростовщиков.

— Тот же самый, что поведал тебе о присвоении им общественных денег? — спросил Натан. Он не смотрел на меня, читал воскресную газету, где я написала, что Барри вернул деньги ростовщикам, позаимствовав семьдесят пять тысяч долларов из благотворительного фонда. — Из приюта для бездомных ветеранов?

— Верно, — сказала я.

Дороти качала головой.

— Ты проверяла эту информацию через других членов организации?

— У меня есть фотокопии протоколов, — заявила я, и по моему телу прошла дрожь.

Я потратила неделю на подтверждение болезненного пристрастия Барри Мазурски, звонила в полицию три-четыре раза, дважды просматривала статистику по преступности и легализации казино и дала мэру возможность все объяснить. Но я не связалась ни с кем из приюта для бездомных ветеранов, чтобы обсудить исчезновение денег. Ведь Леонард присутствовал на всех собраниях! Я сочла фотокопии, совпадение дат, сообщение в новостях о смещении Мазурски с должности казначея как раз через месяц после происшествия достаточными доказательствами. В горле защекотало, когда я попыталась произнести ответ. Не могла же я упомянуть члена организации, не назвав его имени! Я так увлеклась сбором данных по азартным играм и медлительности полицейских, что сочла кражу — неподтвержденную кражу! — незначительной деталью.

Мне не нужно было видеть, как нахмурилась Дороти из-за затянувшегося молчания, какое разочарование отразилось у нее на лице. И так понятно, что я потерпела крах. Незначительные детали всегда служат камнем преткновения.

— Я доверяю своему источнику, — наконец сказала я.

Все посмотрели на Натана. Как редактор, он мог потребовать от меня назвать имя осведомителя. Я затаила дыхание. Что же мне делать? Я дала Леонарду слово. К тому же в редакции все считают его пустозвоном, шоуменом, на которого никак нельзя полагаться. Стоит произнести его имя, и моей карьере конец. Мне впервые пришло в голову, что меня могут уволить.