Конфиденциальный источник - [46]

— У нас заканчивается время, и помехи ужасны. Дальше будут новости. Быстрее, Джордж, что вы хотели сказать?

Робин махала обеими руками, но Леонард не прервал связь, не нажал на кнопку, чтобы переключиться на новости. Он дал Джорджу еще секунду, шанс произнести последнее слово.

Помехи сменились удивительной тишиной.

— Я наделаю вам новостей для газет, — заявил Джордж. — Передайте этой стерве из «Кроникл», что она следующая.

Информация шла в эфир с пятисекундной задержкой, и Робин затерла последнюю реплику.

— Какой-то сумасшедший, — отметил Леонард.

— Обычно они грозят убить Леонарда, — добавила Робин.

Я же была обескуражена, и они оба это понимали. Леонард предложил проводить меня домой, если мне страшно, но я отказалась. Я не собиралась ночевать одна дома и думать, сдержит ли слово Джордж, поэтому позвонила матери и солгала, что у меня отключили отопление. Я добралась до Вустера за сорок пять минут, постоянно глядя в зеркало заднего вида.

Моя мать живет в скромном доме колониального периода, где выросла и я. Дверь в гараж была открыта. Медленно въехав туда, я тотчас опустила дверь. Включила сигнализацию и поднялась к себе в комнату.

На кровати было разостлано стеганое одеяло, на тумбочке лежал свежий номер «Вустер телеграм». Заботливый прием меня ничуть не утешил. Я завесила шторки на обоих окнах и оставила свет в чулане, как делала в детстве, опасаясь чудовищ. Только вот теперь всякие монстры не просто засели у меня в голове, а реально звонят на радио.

Закрывшись одеялом по уши, я спала неспокойно, в три проснулась и не сразу поняла, где нахожусь. Поднялась, приложила руку к сердцу, чтобы прийти в себя. Когда глаза привыкли к темноте, я рассмотрела узорчатый абажур на столике и три трофея за плавание — я получала их в школе три года подряд — и успокоилась: я дома, в своей спальне, в Вустере. В безопасности.

На то, чтобы немного успокоиться, ушел целый час. По ночам страх воспринимается особо остро. Наконец я убрала руку с груди, приняла горизонтальное положение и вскоре задремала.

К счастью, на утро у мамы была назначена встреча в клубе садоводов, поэтому она едва взглянула на синяки у меня под глазами.

— Опять плохо спала? — спросила она, собрав папки и завернув в фольгу яблочный пирог.

Мама обожествляла Уолтера за то, что он помог мне избавиться от снотворного, и по-прежнему беспокоилась по поводу моей бессонницы, хотя с тех пор прошло уже много лет.

Я сослалась на то, что работала допоздна. В старые времена она прочла бы мне лекцию о нездоровой «одержимости» карьерой. Теперь мама понимала, что я счастливее и здоровее, когда чем-то поглощена. Слава Богу, она не знает о статье, вызвавшей жуткую реакцию и угрозу расправы.

Ночью казалось предельно очевидным, что за мной охотятся. Ну еще бы, если Барри Мазурски заказали, то существует некая преступная группировка, и она захочет уничтожить свидетеля. В свете дня, когда солнце залило чистенькую кухню, я почти поверила Леонарду и Робин. Конечно, это просто сумасшедший. Стал бы настоящий убийца предупреждать жертву о нападении? Да еще и по радио? Не слишком ли это непрофессионально?

— Если у тебя не включат отопление, приезжай ночевать и сегодня, — сказала мама. — Я приготовлю твою любимую фаршированную капусту с тмином. Посмотрим фильм.

Я кивнула, мама повернулась уходить, но тут из папки выскользнул листок и опустился на пол — это была бумага из компании по недвижимости с указанием стоимости маминого дома.

Она выхватила ее у меня из рук, и мне стало не по себе.

— Ты же не собираешься продавать дом?

— Предстоит много работы, — между делом сказала она. — Говорят, в Браервуде хорошие квартиры.

Браервуд? Комплекс домов престарелых? Я ушам своим не верила.

— Ты хочешь оставить сад?

Мама пожала плечами: мол, в определенном возрасте приходится мириться с некоторыми вещами. Не глядя на меня, она повернулась к двери. В движениях скользила тревога. Много работы? Моя мать может три часа подряд перевозить грязь с одного участка на другой, а потом подняться в дом и приготовить шикарный обед из индейки. К тому же она с большим подозрением относится к оплате коммунальных услуг и несколько раз говорила, что лучше умереть, чем жить в окружении стариков. И тут я поняла: мама, женщина, которая всегда говорит правду, лгала мне.

Она сорвала с вешалки темно-серый плащ. Пояс упал на пол.

— Что происходит? Почему ты продаешь дом? — спросила я.

— Хэлли, перестань, пожалуйста, я опоздаю на собрание.

Она скомкала пояс и, засунув его в карман, надела плащ. Затем сняла с крюка сумку и перекинула через плечо.

Я вдруг вспомнила тот вечер в «Фоксвудс», монеты из автомата, звеневшие в ее сумке.

— О Боже, неужели ты проигралась?

Она остановилась в изумлении. Повернулась, и на лице ее было отнюдь не смущенное выражение разоблаченного человека. Нет, мама смотрела так, будто не могла поверить в тупость собственной дочери.

— И как тебе в голову пришло, что я способна на такое безрассудство? Разве я не показывала тебе две косметички?

— Тогда что? Что могло тебя заставить пойти на этот шаг?

Она вздохнула.

— Такой большой дом слишком дорого содержать, Хэлли.