Конечная остановка - [38]

Чтобы убить время, он выпил пива. Теперь во всех газетах говорилось о похищении учительницы. Накануне вечером Жикель прокомментировал это событие по первому каналу телевидения и напомнил, что учительский труд становится все более тяжким и даже опасным. Поиски полиции пока что ничего не дали, но, как уверяют, комиссар Мешен и его помощник Шеро напали на важный след. Люсьен, не переставая лихорадочно поглядывать на часы, сочинял между тем историю, которую Элиан должна будет рассказать властям, если, конечно, согласится покрыть его. Прежде всего, не следует ничего говорить о домике, где она томилась в заточении. Надо сказать, что ее привезли с завязанными глазами, потом точно так же увезли и оставили на дороге, например идущей в Париж. Затем дать вымышленное описание комнаты, где она жила. И все. Утверждать, что она ничего больше не знает и абсолютно не располагает никакими сведениями относительно похитителей. Чего уж правдоподобнее? Оставалась проблема денег. Но и тут не возникнет никаких затруднений. Просто надо умолчать, что они ей возвращены. Ее родители будут счастливы получить обратно свое добро и потому тоже промолчат. Они откажутся от судебного иска и даже не побеспокоят Филиппа.

«А не тешу ли я себя сказками? — подумал Люсьен. — Может, я обо всем рассуждаю по-детски?» Но чтобы судить об этом, надо сначала повзрослеть. После шести часов он позвонил в «Табатьер».

— Попросите, пожалуйста, Ролана Шабре.

В трубке слышалась музыка, которую он сразу узнал… Сильви Вартан… «Я твоя любимая волшебница…» Его сон наяву продолжался. Кончиками пальцев он отбивал на стене ритм.

— Алло… Шате… Шабре у телефона…

— Все прошло хорошо?

— Да.

— Никакой слежки?

— Нет, не думаю.

— В половине седьмого, но не раньше, вы поедете по бульвару Эгалите и свернете на улицу Конвансьон. Это второй правый поворот. В конце ее вы увидите улицу Четвертого сентября. Она приведет вас на стройку. Вы записываете?

— Да… Эгалите… Конвансьон… Четвертого сентября… стройка…

— Хорошо. Слева от себя вы увидите бетономешалку. Такая огромная штуковина. И прямо напротив нее — забор с плакатами, рекламирующими заем Национального общества железных дорог. Вы оставите свою машину перед ним.

— Да.

— Вы возьмете один из ваших чемоданов и пройдете дальше пешком примерно около километра. С левой стороны вы заметите железное строение. Другого там нет. Вы обойдете его; сзади есть узкий проход; вы оставите там чемодан. За вами все время будут следить. За чемодан не беспокойтесь, как только вы уйдете, его сразу заберут. Затем вы снова сядете в машину и поедете в «Кафе-дез-Ами», оно находится на углу улицы Конвансьон и Четвертого сентября. Там с вами снова свяжутся. Опять спросят Ролана Шабре и укажут вам место, где вы должны оставить второй чемодан. Ясно?

— Да.

Люсьен повесил трубку и вышел из кафе. Он на добрых четверть часа опережал Шателье. Времени у него было более чем достаточно, чтобы спрятать за забором мопед и исследовать подступы. Со стройки уходили последние рабочие. Подъемные краны замерли, пустив по ветру свои стрелы. Грузовики остановились. Полиция не могла подслушать последнего телефонного разговора Люсьена. Но за универсалом Шателье, возможно, следили. В таком случае из двух одно: либо полиция вообще не станет вмешиваться, чтобы не подвергать опасности жизнь Элиан; либо несколько полицейских, держась на некотором расстоянии, проследуют до самого строения в надежде схватить затем человека, который явится за выкупом… Но так как никто не придет!..

Люсьену без труда удалось протащить мопед за забор. Сумерки сгущались. Там и тут у подножия незаконченных зданий зажигались электрические лампочки, указывая места, где дежурят ночные сторожа. Позади Люсьена простирался пустырь, заваленный мусором и консервными банками. С этой стороны ничего подозрительного. Он вынул из сумки монтировку, удостоверился, что в другой лежит амортизационный шнур, с помощью которого он прикрепит пакет к багажнику. Бросил взгляд вокруг. На проспекте, усеянном колдобинами, вдоль и поперек изрезанном тяжелыми машинами, насколько хватало глаз, ни души; унылое зрелище зияющих фасадов строений, вздымающихся ввысь на фоне фиолетового неба. И тихий шелест ветра, разгулявшегося на стройке и что-то шевелившего во тьме. Люсьен выжидал, стыдясь того, что стал похож на вора в засаде.

Его часы показывали половину седьмого. Без двадцати семь появились фары какой-то машины. Это медленно приближался Шателье, отыскивая ориентиры. Универсал остановился около бетономешалки, человек вышел и огляделся по сторонам. Затем он нагнулся, выключил фары и выпрямился, в руках он держал чемодан. Потом запер дверцу на ключ. Люсьен следил за каждым его движением. Все должно произойти в ближайшие минуты. Шателье колебался, пораженный, видимо, неприглядной картиной окрестностей. Наконец он двинулся в путь, высоко поднимая ноги, чтобы не споткнуться.

Никто за ним не следовал. Люсьен выжидал некоторое время. А может, еще чьи-то глаза следят откуда-нибудь за продвижением старого человека? Еще чьи-то глаза! Напрасно Люсьен старался совсем съежиться, он чувствовал на себе их взгляд. Универсал стоял в нескольких метрах от него. Где его поджидала ловушка? Здесь или там, возле строения? Призвав на помощь не отвагу, а фатализм, он сделал шаг вперед, потом два, три. Шателье уже скрылся из виду. Люсьен снял плащ, спрятал в рукаве монтировку, чтобы заглушить шум, и со всего размаха ударил своей дубинкой по правому стеклу. Оно разбилось, упав на сиденье без всякого звона, которого он так опасался. Несколько растерявшись, он прислонился к кузову, словно готовился отразить нападение окруживших его врагов. Он ничуть не удивился бы, если бы услыхал чью-то команду: «Руки вверх!» Но из темноты так никто и не появился.