Конец здравого смысла (сборник) - [39]

— Плохо, господин Сюпрэ, — отвечал вопрошенный, — меня так придавили в толпе, что, кажется, печень моя сплющилась.

— Теперь не до печени, г. Дюко… Вы читали?.. Еще четыре процента энергии.

— Однако оно опять жжет…

— Да, но говорят, льды подступили к Шпицбергену, несмотря на лето…

— А как ваша супруга?

Господин Сюпрэ хотел что-то сказать, но вместо этого безнадежно мотнул головой. Обе дамы помещались в каюте, в обществе других дам, так как кают хватило лишь для слабой части человечества…

— А вы не думаете, что мы слишком поторопились с отъездом?

— Скоро во Франции, не останется ни одного человека… Вообразите — пустой Париж.

— Какой ужас! Неужели это возможно?

— Интересно, что России придется поневоле пойти на уступки… У нее нет земель на юге…

— Большевики этого не предвидели.

— Однако я бы предпочел мировую революцию!

— Ну, что вы!

— Ну-с, — послышался позади них гневный голос, — вам, конечно, не пришло в голову позаботиться о провизии.

Господин Сюпрэ вскочил в волнении.

— Дорогая моя, все в этой корзине.

— И вы сидите на ней!? Вы сидите на том, что я буду есть!?

— Но, ведь все это в корзине.

— Это безразлично… Меня тошнит от одной этой мысли. Ах!

От этой ли мысли или от каких-либо других причин, но прелестную женщину в самом деле стошнило.

Господин Дюко грустно наблюдал все это. Его нежная Сюзо после того, как их медовый месяц прервался таким ужасным образом, тоже стала проявлять крайнюю раздражительность. Она однажды упрекнула его в незнании астрономии и высказала мысль, что если бы вышла замуж за м-ра Вильямса, который за ней ухаживал, а не польстилась на деньги банкира, то ничего бы не случилось. Господин Дюко не стал доказывать ей, что астрономы не властны над светилами. Он не любил вдаваться в подробности о м-ре Вильямсе, ибо знал, что сравнение их внешности и лет не было для него выгодно.

Пароход «Эдуард VII» направляется к островам Зеленого Мыса, где у господина Сюпрэ были деловые и родственные связи. На третий день путешествия, после того как давно уже пароход шел среди беспредельной глади величавого и спокойного океана, ничего не знающего о предстоящей гибели земного шара, пассажиры, стали замечать некоторую странность в поведении капитана. С какою-то лукавенькой улыбочкой он ходил по палубе, глядя в синюю даль, как-то неопределенно махая рукой, открыв морскому ветру свою грудь с вытатуированным на ней пингвином. Его помощник ходил следом за ним, словно зорко наблюдая за каждым его движением. Сначала пассажиры не обращали внимания на эти странные поступки капитана. Но однажды господин Сюпрэ был обеспокоен тем обстоятельством, что капитан, подойдя к его жене, взял ее за руку, долго смотрел ей в лицо и, наконец, отошел, пробормотав что-то недовольно. Бородатый матрос, присутствовавший при этом, грустно покачал головой.

— У старого Мора начинается припадок, — проговорил он.

— Какой припадок? — спросил Дюко с тревогой.

— Белая горячка, сэр, белая горячка. То, что мы, моряки, называем морской болезнью. Скучно на море, сэр, оттого и пьется. А у старого Мора вдобавок умерла жена. Истинный ангел по доброте, сэр… Так вот он всегда начинает ее искать перед припадком… Только обычно припадок с ним бывает на берегу… У старика хватает выдержки…

— Ну, а если припадок случится в море?

— Ну, тогда плохо дело, сэр. Старый Мор силен, как дьявол, а припадок случается мгновенно… Неизвестно, что он успеет натворить.

Тревожное настроение пассажиров еще усилилось, когда однажды вечером капитан объявил, что по случаю дня своего рождения он устраивает праздник на пароходе и угощает всех матросов грогом.

— Говорят, приятели, — крикнул он все с тою же лукавенькой улыбочкой, — что солнце гаснет. Так пока хоть выпьем, как следует…

Сюпрэ и Дюко были крайне недовольны.

— Надо было дождаться большого парохода или улететь на аэроплане.

— Вы прекрасно знаете, что нас бы не выпустили… Благодарите бога, что мы выбрались хоть на этом ковчеге.

— Каналья! Он взял с нас по целому состоянию и теперь, того гляди, пустит ко дну.

Бородатый матрос, вероятно, надеявшийся заработать на чувствах страха, пошел к ним.

— Не выпускайте дам из каюты, — сказал он. — Неизвестно, что придет в голову старому Мору… И как на зло, сэр, небо хмурится, не я буду, если ночью не разразится буря…

И как бы в подтверждение его слов вдали приоткрылись тяжелые веки туч, и из-под них сверкнули сердитые глаза молнии. А снизу уже доносилось веселое пение матросов:

Плавал я одну неделю!

Хо, хо, хо!

Выпил десять бочек элю!

Хо, хо, хо!

Глава 11. О том, как капитан Джон Мор отпраздновал день своего рождения

С востока надвигалась ночь, а с запада ползла огромная черная туча. Загремел гром. Вдруг подул сильный ветер и первая большая волна плеснулась в бок «Эдуарда VII». Пассажиры, взволнованные, собрались на палубе. Пассажирки в страхе забились в каюты. Матросы, не успевшие еще напиться, готовились встретить бурю, но капитан, его помощник и большинство матросов занимались просверливанием и опустошением внушительной из трюма вытащенной бочки. Под палубой слышны были их веселые, пьяные возгласы. Бородатый матрос, взявший на себя обязанность старшего, отдавал кое-какие приказания.