Конец времён - [45]

Они проехали до станции в четырех кварталах от их цели и прошли остаток пути пешком. Местом встречи была назначена комната в доме для рабочих низшего класса, у огромной площади, на другой стороне которой громоздилось кубическое здание с вывеской «Школа психотехников».

На самом деле там находился пресловутый Ч.

Трое беглецов прошли через черный ход, поднялись на третий этаж по скрипучей лестнице, преодолели воняющий капустой, рыбой и потом коридор и подошли к дверям. Ава выстучал код, и дверь открылась.

— Где Роу? — потребовал ответа Ава.

— Прячется. — Встретивший их обвел пустую комнату взмахом руки. — Как и половина наших. Кандельман нас вычислил. Роу оставил меня, чтобы я предупредил всех, кто вздумает прийти.

Он покосился на пистолеты в руках Аллы и Лейфа, но промолчал.

— Что с Баркером? — спросил Ава.

— Пусть прячется со всеми. И получше. Роу с ним потом разберется.

Алла облегченно вздохнула.

— Ну, я сделал все, что мог, — сказал Лейф. — Если я ему понадоблюсь, пусть Роу сам меня и ловит.

Он подошел к мыслеприемнику, стоявшему у выходящего на площадь окна, и спросил:

— Механизм самоуничтожения включен?

— Он взорвется, только если попытаешься его вскрыть, — усмехнулся пограничник. — Я его настроил на Джима Крю. Здорово они его обрабатывают.

Лейф озабоченно пощелкал языком. Он знал, как в подобных раскиданных по всему Союзу зданиях обращают многоложцев в верносущность. Накачав отступника наркотиками, техи подсоединяли к нервным окончаниям электроды и скармливали беспомощному мозгу импульсы, соответствующие определенным ощущениям. Вместе с гипнозаписью эти импульсы заставляли отступника раз за разом проживать мнимые жизни, повторявшиеся до тех пор, пока на личности подопытного не откладывался их неизгладимый отпечаток, его величество условный рефлекс. Отпущенные Ч искренне верили, что прошли через испытания, показавшие им ошибочность прежних убеждений — каковы бы ни были они до отправки к Ч. Они становились примерными гражданами и верными учениками Исаака Сигмена. Метод имел только один недостаток. Прошедшие его напрочь лишались способности мыслить творчески, становясь живыми машинами.

Лейф знал это. Прикосновение к мыслям Крю было бы глотком полыни, но непреодолимый импульс заставил его включить мыслеприемник и надеть наушники, выдававшие перевод семантических волн, скользящих по коре мозга банту.

ГЛАВА 21

Чтобы настроиться на мозговые волны Джима Крю, Лейф потратил двадцать минут. Он шарил лучом по комнатам и коридорам, по разумам техов — записывающих, подстраивающих, регулирующих. От шлемов на головах техников шли, пронизывая стены камер, пучки кабелей, подсоединенных к сложнейшей системе, включенной в нейронную сеть человека. Так в мозг пытаемых вкладывались иллюзии.

Лейф, конечно, не мог проникнуть взглядом за стены здания, но он легко мог представить его себе по рассказам побывавших у Ч и прочитанным мыслям тех операторов, чьи головы не защищали стальные шлемы.

Палач, работавший над Джимом Крю, создал для него поистине чудовищную ситуацию — под стать собственному воображению. Лейф наткнулся на семантические волны банту, когда история должна была повториться в сотый раз. Поначалу он немного запутался, но очень скоро неизбежные паузы и статика стали заполняться домыслами самого Лейфа. Помогало ему и то, что большую часть происходящего Крю непроизвольно описывал про себя.

От сна его пробудил тихий ласковый голос, повторяющий вновь и вновь:

— Открой глаза, Джим Крю. Не плачь, Джим Крю.

Когда банту поднял веки — вернее, подумал, что поднял, — он увидал стоящего в углу камеры человека, чернокожего, нагого, похожего на самого Джима, но идеализированного — такого, каким он желал бы видеть себя.

Джим не удивился его появлению. Он знал — рано или поздно это случится. То, что человек прошел сквозь стену, Джим воспринял как данность. Но вот сияющий над короткими кудряшками нимб его поразил.

— Пойдем, Джим Крю, — сказал человек. — Я уведу тебя от тех, кто не ведает, что творит.

Словно во сне, Джим поднялся на ноги, вцепился в протянутую ему руку — большую и сильную, излучающую мощь, равной которой Джим не испытывал, даже когда кружился в хороводе танца племени, чей водоворот творит силу исцеления, понимания и любви.

Теперь эта сила текла к нему, как вода катится с горы. Перед ним был источник этой силы, о котором он мечтал, о котором молился, который являлся перед ним лишь на миг, в последние секунды дикой пляски.

Как дитя, держащееся за руку, Джим пошел за этим человеком прямо в стену, бесстрашно перетерпев мгновение темноты. Потом, пронзив бетон, он устремился ввысь, влекомый силой руки. Под ним раскинулся ночной Париж, нити и гроздья сверкающих жемчужин. Потом город отдалился, померк, горизонт загнулся вниз, и воздух стал холоден. Но тепло исходило от одежд провожатого, и Джим Крю быстро забыл о кратком касании ледяных пальцев космоса.

Они висели меж Землей и Луной, и Джим с любопытством разглядывал лунные камни — в век межзвездных перелетов он никогда не покидал пределов Земли, полагая, что родная планета достаточно велика и прекрасна, чтобы провести на ней жизнь.