Конец старых времен - [90]
Тем временем князь, закинув за спину единственный свой мешок, вскочил на окно, обращенное к лесу, и в ту же секунду скрылся в ночной темноте.
А что же его друзья? Неужели никто не позовет его назад? Не тронется с места?
Так-таки и никто?
Нет! — Марцел!
Марцел метнулся к окну, с трудом взобрался на высокий подоконник — но вот он уже держится за раму, вот прыгает вниз. Вот он уже упал на землю, конечно, не без царапин.
Я бросаюсь к двери, отпираю, кричу — напрасно: под окном уже никого нет. Тут меня отталкивает Ваня и с проклятиями устремляется следом за своим господином.
ЭПИЛОГ
Через несколько дней после отбытия князя лесничий Рихтера сказал мне, что тот обитает в лесу на холме Ветрник.
Может быть, в охотничьем домике? — спросил я.
Нет, — ответил Рихтера, — князь поставил палатку и полевую кухню в месте, которое мы называем «У канавы».
Какая перемена, какое унижение! — воскликнул я, вспоминая язык без костей и аристократические манеры пана полковника. — А я от всего сердца уступил бы тебе согретую постель и еды сколько влезет!
Замечаю, — бросил Рихтера, — вы с князем на ты.
Да, — кивнул я, — знаю, что это не так, но мне-то кажется, будто никогда я не обращался к нему иначе.
Боюсь, — помолчав, снова заговорил лесничий, — что я вынужден буду просить пана полковника убраться из наших краев…
Тут я прервал лесничего восклицанием и стал его уверять, что такие действия вовлекут его в большие неприятности.
Разве вы не знаете, — говорил я, — что у князя особая миссия и он хочет перед отъездом в Париж замести следы?
Опять вы начинаете? — махнул рукой лесничий. — Бросьте, я уже предостаточно наслушался подобной чепухи!
Я не начинаю, а кончаю, — возразил я. — Я напишу князю письмо на прощанье, пусть кто-нибудь из ваших объездчиков передаст ему.
Лесничий согласился и пошел по своим делам, а я сел за стол и, сжав ладонями голову, принялся сочинить письмо барону Мюнхгаузену:
У меня было в запасе еще с дюжину весьма лихих рифм, но волею судеб мне не дано было закончить послание, ибо на слове «ветошка» в мою комнату ворвалась Китти и, отбросив все приличия, принялась умолять меня сходить с нею в заповедник.
— Зачем? — спросил я. — И почему именно в заповедник?
Тогда, отвернувшись от меня и потупив глазки, младшая Стокласова дочь поведала мне, что Сюзанн убеждена, будто полковник вовсе не уехал, но обретается где-то поблизости.
И я хочу еще разок увидеться с ним, — добавила Китти, — мне надо задать ему тысячу вопросов, и еще я хочу поговорить с Марцелом…
Пойдемте, — согласился я. — Пойдемте, закончим курс лечения. Я попрошу Сюзанн пойти с нами.
Я разговариваю с ней каждый день, — сказала Китти, — и знаю все, что она думает. И знаю — она не пойдет… Не упоминайте при ней о князе…
А Корнелия? — спросил я, намереваясь говорить без обиняков.
— Смеется над ним, — ответила Китти.
Я подумал о своем незаконченном письме, и меня охватила грусть. «Вот так, — сказал я себе. — Быть может, ты и пройдоха, может, хитрец, но прежде всего тебя следует увенчать короной дураков. Громоздишь ошибку на ошибку, а знание человеческих характеров и смысл вещей от тебя ускользают…»
Мы уже приготовились в путь, по я не мог переступить порог, не спросив о Михаэле.
Китти не дала никакого ответа, и я продолжил свои рассуждения следующим образом: «Ну, тут-то уж я не ошибусь ни на волос: Михаэла — всего лишь хорошенькая девушка, каких наберется тринадцать на дюжину. Что-то испытывает она теперь? Грусть, смешанную с самолюбием, немножко оскорбленной гордости, немножко стыда — и ничего более! Она соткана из теней, в ней нет крови, и то, что мне в ней нравилось, — просто волшебство ее двадцати лет… Хоть бы Китти не выросла похожей на старшую сестру!..»
После трех часов энергичной ходьбы мы приблизились к стану барона Мюнхгаузена. Завидев издали своего приятеля, я собрался было кинуться ему на грудь, но Китти удержала меня, попросив немножко подождать. Я согласился, подумав, что прежде чем мы выйдем из засады, мы можем стать свидетелями чего-нибудь смешного. Итак, мы спрятались в густом кустарнике, росшем по краю обрыва. Лагерь Мюнхгаузена лежал под нами. Я с одобрением разглядывал палатку, полевую кухню, котелки (которые у нас называются «родничковыми»), а также дымовую трубу, сооруженную из какого-нибудь брошенного куска жести. Мне казалось, что на всех этих предметах лежит волшебный отблеск детских игр.
Неподалеку от лагеря петлял ручей. Я с наслаждением углядел три ступеньки к нему, которые Мюнхгаузен устроил для своего воинства, чтобы оно могло умываться и пить воду без затруднений. Я был восхищен, заметив валявшуюся на берегу стиральную доску и три-четыре штуки белья, сушившиеся на травке, с которой только-только сошел снег. Ухмыляясь и потирая колено, я мысленно грозил моим друзьям пальцем, с трудом удерживаясь от того, чтобы рассмеяться счастливым смехом, и вдруг услышал подавленный вздох Китти:
Прозаический шедевр народного писателя Чехо-Словакии Владислава Ванчуры (1891–1942) — «Картины из истории народа чешского»— произведение, воссоздающее дух нескольких столетий отечественной истории, в котором мастер соединяет традиционный для чешской литературы жанр исторической хроники с концентрированным драматическим действием новеллы. По монументальности в сочетании с трагикой и юмором, исторической точности и поэтичности, романтическому пафосу эта летопись прошлого занимает достойное место в мировой литературе.В первый том включены «Картины» — Древняя родина, Государство Само, Возникновение Чешского государства, Великая Моравия, Обновитель, Космас, Рабы, Крестьянский князь.На русском языке издается впервые, к 100-летию со дня рождения писателя.
Прозаический шедевр народного писателя Чехо-Словакии Владислава Ванчуры (1891–1942) «Картины из истории народа чешского» — произведение, воссоздающее дух нескольких столетий отечественной истории, в котором мастер соединяет традиционный для чешской литературы жанр исторической хроники с концентрированным драматическим действием новеллы. По монументальности в сочетании с трагикой и юмором, исторической точности и поэтичности, романтическому пафосу эта летопись прошлого занимает достойное место в мировой литературе.Во второй том «Картин» включены циклы — «Три короля из рода Пршемысловичей» и «Последние Пршемысловичи».На русском языке издается впервые к 100-летию со дня рождения писателя.
В повести «Причуды лета» (1926) о любовных похождениях респектабельных граждан, которую Иван Ольбрахт считал «одной из самых очаровательных книг, когда-либо написанных в Чехии», и ставил рядом с «Бравым солдатом Швейком», Владислав Ванчура показал себя блестящим юмористом и мастером пародии.
Эта книга продолжит знакомство советского читателя с творчеством выдающегося чешского прозаика Владислава Ванчуры, ряд произведений которого уже издавался на русском языке. Том содержит три романа: «Пекарь Ян Маргоул» (публиковался ранее), «Маркета Лазарова» и «Конец старых времен» (переведены впервые). Написанные в разное время, соотнесенные с разными эпохами, романы эти обогащают наше представление о жизни и литературе Чехии и дают яркое представление о своеобразии таланта большого художника,.
Эта книга продолжит знакомство советского читателя с творчеством выдающегося чешского прозаика Владислава Ванчуры, ряд произведений которого уже издавался на русском языке. Том содержит три романа: «Пекарь Ян Маргоул» (публиковался ранее), «Маркета Лазарова» и «Конец старых времен» (переведены впервые). Написанные в разное время, соотнесенные с разными эпохами, романы эти обогащают наше представление о жизни и литературе Чехии и дают яркое представление о своеобразии таланта большого художника,.
Книга о приключениях медвежатника Кубы Кубикулы и его медведя Кубулы, ставшая у себя на родине в Чехии классикой детской литературы. Иллюстрации известного чешского мультипликатора Зденека Сметаны.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В очередной том собрания сочинений Джека Лондона вошли повести и рассказы. «Белый Клык» — одно из лучших в мировой литературе произведений о братьях наших меньших. Повесть «Путешествие на „Ослепительном“» имеет автобиографическую основу и дает представление об истоках формирования американского национального характера, так же как и цикл рассказов «Любовь к жизни».
Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.