Конец Рублевки - [14]

– Да ну его, – небрежно махнул рукой парень. – Я сам на психолога учусь и знаю все, что он мне скажет. По стандартной схеме чешет. Никакой фантазии.

– А фотограф тебе для чего понадобился? – посмотрел в объектив. Запечатлел удачный по композиции кадр. – Я, кстати, Александр.

– Евгений.

– Так и зачем же тебе, Женя, фоторепортер?

– Моя бывшая девушка очень любит читать свежую прессу.

– И обязательно увидит твое эффектное изображение на первой полосе газеты и пожалеет, что не уберегла?

– Где-то так…

– Сто процентов. Наверное, даже всплакнет. А через неделю забудет и пойдет тусоваться с новым другом. И знаешь, какое у него будет перед тобой преимущество?

Евгений пристально глядел на собеседника. Сашка продолжил:

– Он будет живым.

– Остроумно, – самоубийца запрокинул голову, щурясь от необычайно голубого для северных широт неба.

– Реалистично.

– Мне безразлично.

– Да ты поэт!

Парень наклонился над пустотой и сплюнул. Несколько секунд наблюдал за полетом плевка, подчинившегося (никто и не сомневался) закону всемирного тяготения.

– Ты начинаешь меня раздражать.

– Прыгай, и дело с концом, – Сашка боковым зрением заметил, как внизу устанавливают воздушную подушку. Спрятал камеру в чехол и развернулся, намереваясь уйти. У самого люка остановился, будто что-то вспомнил. Достал из кармана визитку. Положил на выступающую часть кровли.

– Если все же надумаешь повременить со смертью, звони в любое время. У меня есть заказ на серию рекламных плакатов для одной конторы. Мужской парфюм. Я бы предложил им твою кандидатуру.

– Шутишь? – Евгений напрягся. По-видимому, ему отчаянно хотелось верить новому знакомому.

– Какие там шутки. Неделю типаж ищу.

– Это что? Оригинальный способ отвлечь меня от деструктивных мыслей?

Сашка отрицательно покачал головой:

– Твой эгоцентризм поражает. Меньше всего меня волнуют, какие у тебя мысли. Я думаю исключительно о том, чтобы качественно выполнить заказ. Ты бы подошел идеально. Но у тебя, увы, другие планы.

Парень поколебался. Пожал плечами.

– Я бы мог их скорректировать…

Сашка отвернулся, чтобы не оскорбить несостоявшегося самоубийцу плохо скрываемым ликованием. Не оборачиваясь, буркнул, что будет рад, если так. Спускался по лестнице, широко улыбаясь. Вышел из подъезда. Оголодавший без свежей информации Макс набросился на друга как волк на овцу.

– Ну что? Что было?

– Ничего. Поснимал.

Приятель клацнул зажигалкой, прикурил. Нервно выпустил вниз струю сигаретного дыма. Ответ его совсем не удовлетворил.

– Прикалываешься? Детали, детали, Санек!

– Извини, но рассказать нечего.

– Как это нечего? – Макс прикрыл глаза козырьком ладони и посмотрел вверх, на крышу, где еще пару минут назад стоял отчаянный субъект. – Куда он подевался?

Поняв, что от приятеля толку не добьешься, журналист отправился на поиски более компетентного источника. Источник нашелся быстро. Моложавая старушка, ощутив причастность к таинству репортерской работы, воодушевленно запричитала:

– Ой, Женечка Суриков, он же такой мальчик положительный, этажом ниже меня живет. Приветливый, всегда спрашивает, мол, как здоровье ваше, бабушка Зина… Ая-яй-яй, как же ему такой грех на разум пришел. Это все из-за Нинки! Иссушила его девка, бесстыжая….

Сашка перестал слушать и побрел прочь. В конечном итоге, у него выходной, и хотелось провести его спокойно. Утро можно вычеркивать, но впереди целый день, вечер и, что самое приятное – ночь. Любимое время суток, когда никто не беспокоит, и ты предоставлен сам себе. Сегодня после полуночи предстоял романтический вояж на ближайшую сопку. С ее вершины открывается потрясающий вид на Магадан. Зимой зрелище ночного города, мягким светом сверкающего в густых сумерках, словно жемчужина в темной раковине, завораживает. Летом, когда царят белые ночи, и солнце почти не садится, панорама ничуть не хуже, хотя и не такая контрастная.

Раньше он часто забирался на сопки – полюбоваться на закат, а иногда и встретить рассвет. Йоги и буддисты назвали бы это мероприятие высокопарным словосочетанием «единение с природой». Но Сашка предпочитал использовать фразы простые и незамысловатые, например – «пойти в лес». Колымский лес с африканскими джунглями или дальневосточной тайгой не сравнишь: деревца низенькие, тщедушные. Ни высоты, ни пышности, ни размаха. Но какое блаженство бродить в зарослях мохнатого, стелющегося по земле стланика, боясь заблудиться в хвойном лабиринте… Перелазить через многочисленные выгнутые корни, вылезшие из промерзшей почвы на поверхность в тщетной попытке согреться… Цепляться за ветви карликовых берез, вырастающих за сотню лет всего на метр-полтора, и, освободившись осторожно, дабы не растоптать прячущиеся под моховой толщей побеги, идти дальше…

Сашка родился и вырос на Колыме. За свои 24 года он лишь раз выбирался на Юг. Пышная субтропическая растительность одуряла вычурностью и ароматами. Нежное синее море ласкало и подлизывалось теплыми волнами. Отчаянное агрессивное солнце нещадно выжигало кожу, стремясь оставить самый коричневый, самый долговечный загар. Парень удивлялся первые два дня. Потом начал скучать. Южные изыски казались ему рисованной картинкой: красочной и манящей, но не имеющей ничего общего с настоящей жизнью.