Конец одиночества - [68]

Затем я прошелся из угла в угол, шаркая по-боксерски по полу, и заплясал на месте, быстро перебирая ногами. Все это получилось у меня не слишком хорошо. Очень скоро я запыхался, но не прекратил представления. Дети громко хохотали, а я, увидев, как Альва удивленно покачивает головой, поплясал и перед нею, пока она тоже не рассмеялась.

* * *

В конце февраля я зашел к Марти в университет, чтобы вместе пойти обедать. Он вышел из своего отделения, продолжая обсуждать что-то со студентами, некоторые из них были вдвое моложе его. Какой безупречный вкус выработался у брата по сравнению с молодыми годами! Он был одет в элегантный серый костюм с голубой рубашкой, светло-коричневые башмаки ручной работы, на голове, вероятно, чтобы скрыть пробивающуюся плешь, надета кепка. Он слушал музыку Спрингстина, «Talking Heads» и Ван Зандта, носил почти невидимые очки и имел вид человека в высшей степени положительного.

– Что вы так горячо обсуждали со студентами?

Марти открыл дверь ресторана:

– Со студентами? Один из них спросил в конце занятия, существует ли свобода воли.

– Ну и как?

– Она, конечно, должна быть. Но тут не столько важен вопрос, сколько отношение к нему. Ведь даже если исследователи мозга докажут, что мы никогда не делаем выбор сознательно, я с этим не соглашусь. – Он улыбнулся. – Даже если свобода воли лишь иллюзия, она все равно единственное, что у меня есть.

Я как раз собирался ответить, как вдруг зазвонил мой мобильник. Альва.

– Пожалуйста, поскорей возвращайся домой.

В груди у меня сильно заныло. Почему-то перед глазами сразу встал Винсент.

– Что-то с детьми? – спросил я, войдя в квартиру. – Это Винсент?

– Нет.

Чувство облегчения. Я шагнул к Альве:

– Так что же?

Альва улыбалась, но улыбка давалась ей с трудом. Глаза ее блестели, она отвела взгляд, и я молча опустился рядом с ней на кровать.

* * *

Жизнь не игра с нулевой суммой. Она тебе ничего не должна, и все как случается, так и случается. Иногда выходит по справедливости, так что в этом есть какой-то смысл, а порой до того несправедливо, что ты начинаешь сомневаться во всем. Я сорвал маску с судьбы и обнаружил под ней только случайность.

* * *

Узнав, что болезнь Альвы вернулась, я жил как в дурмане. Раковые клетки распространились по организму, в печени и в селезенке образовались метастазы. Врачи проводили химиотерапию и облучение, увеличивали дозу. В Альву вливали яды в огромном количестве, и снова вставал вопрос: кого они убивали – рак или больного?

В эти дни Марти и Элена переселились к нам, и мы втроем смотрели за детьми. Марти с ними играл, Элена по вечерам читала им книжки, а утром перед работой отвозила их в школу, а я в это время уже ехал в клинику. Все мы старались излучать оптимизм, но первым разгадал наши хитрости Винсент.

– Она умрет? – спросил он.

Я растерялся:

– Нет, разумеется, нет.

– А почему она тогда так долго не возвращается домой?

– Чтобы ей как следует помогли. Не волнуйся – твоя мама непобедима. В прошлый раз она ведь выздоровела, не так ли?

Это его как будто успокоило. Луиза смотрела на происходящее веселей, но при любой возможности навещала Альву в клинике и залезала к ней в кровать. Я как сейчас вижу их лежащими вдвоем, и обе не говорят ни слова: одна от слабости, другая – от страха.

– Мы сделаем все, что нужно, – постоянно повторяла мне Элена. – За детей можешь не беспокоиться.

– Спасибо.

– А если ты захочешь поговорить…

– Я знаю.

До сих пор я мог уверенно положиться на Альву, силу ее духа и борьбы, но чувствовал, что она не ожидала такого быстрого рецидива. Мне хотелось сделать что-то знаменательное, и я наконец созвонился с Тони.

Месяц спустя, шел уже май, я взбежал наверх по больничной лестнице и ворвался в палату Альвы. Она дремала в кровати, обложившись книгами для докторской диссертации. Весна была головокружительно прекрасна, и сегодня тоже был сияющий солнечный день, маленькое помещение заливало светом.

– Ты можешь встать?

Я подвел Альву к окну и показал пальцем на мотоцикл, который стоял внизу на парковочной площадке. Она взглянула сначала на него, потом на меня:

– Но ты же никак не мог решиться.

– Это осталось в прошлом, – сказал я. – Больше никаких страхов.

Она поцеловала меня долгим поцелуем и обняла. В одной руке я все еще держал шлем и кинул его на кровать. Затем я понял, что Альва плачет. Без слов я прижал ее к груди.

– А вот я боюсь, – прошептала она мне в ухо, как будто доверяя тайну. – Химиотерапия не очень действует.

– Они увеличат дозу или попробуют заменить это средство другим.

– Я же почти не вылезаю отсюда.

Потребовалось некоторое время, прежде чем она успокоилась. Затем я рассказал ей, как тайком брал уроки вождения и как Тони помог мне выбрать мотоцикл. Рассказывать что-нибудь Альве всегда было удовольствием. Она смотрела на тебя широко раскрытыми глазами, придвигалась поближе, бессознательно хватала собеседника за локоть и бывала вся целиком захвачена любопытством. Альва никогда не засыпала на кинофильмах, даже если садилась смотреть совершенно усталая. Она всегда стремилась узнать, чем закончилась эта история.

– Вот когда ты выйдешь отсюда, я тебя как-нибудь прокачу.