Конец начала - [18]

   Поднять мотыгу. Опустить. Поднять. Опустить. Тощий рядовой откидывал лопатой разбитый Флетчем грунт. Никто не двигался быстрее, чем нужно. Рабы на юге прекрасно бы поняли их: работай так, чтобы надсмотрщик был доволен, и ни каплей больше.

   Иногда, конечно, рабы замедляли темп. Тогда Саймон Легри* взмахивает кнутом и всё возвращается на круги своя, пока, он не отвернется. У японского сержанта кнута не было. Вместо него он обходился метровой бамбуковой палкой. В случае необходимости он размахивал ей, словно бейсбольной битой. От неё, как и от кнута, на теле оставались следы, а иной удар мог вырубить человека.

   Метрах в шести от Флетча один американец вдруг упал навзничь.

   - Человек упал! - выкрикнули разом трое или четверо пленных.

   Когда кто-то падал и никто об этом не сообщал, япошки думали, что остальные потворствуют лени упавшего.

   К нему направились сразу двое охранников. Один пнул пленного. Тот - очередной мешок с костями среди множества - лежал, не шевелясь. Второй япошка пнул его по рёбрам. Пленный даже не подумал защититься от удара. Япошка пнул его сильнее. Тот не шевелился. Наверное, уже умер. Если нет, охрана решила этот вопрос. Пленного всего искололи штыками.

   - Дохуя дорогое удовольствие - тратить на него патроны, - уголком рта произнес рядовой.

   - Истыкать штыками гораздо веселее, - также вполголоса добавил Флетч.

   И он не шутил. Армитидж слишком часто видел, с какой охотой япошки пускали в ход штыки. Этот солдат был слишком слаб, чтобы оказывать им какое-то сопротивление. Добив пленного, охранники просто вытерли штыки о землю. "Чистоплотные сучьи дети", - с отвращением подумал о них Флетч.

   - Работа! - снова выкрикнул сержант.

   И Флетч работал, настолько медленно, насколько мог. Он по-прежнему смотрел на убитого, который валялся в выкопанной американцами яме. Что заставило тебя так усердно пахать? Ничего иного этот бедолага получить и не мог. А что удерживает Флетча от такого же поступка? Он станет таким же, только чуть позже.

   Сидя в кабине "Накадзимы B5N1" коммандер Мицуо Футида заметил на водной глади Тихого океана масляное пятно. На мгновение его охватило восхищение, но лишь на мгновение. Нет, это не американская подлодка, как бы ему ни хотелось. Это всего лишь масляное пятно, оставшееся от "Сумиёси-мару". Судно потопила американская подлодка.

   Обнаружив место потопления, Футида повёл палубный бомбардировщик по спирали в поисках самой подлодки. "Сумиёси-мару" был далеко не первым транспортником, который американцы затопили у берегов Оаху. Строго говоря, за последние две недели это было уже второе уничтоженное судно. Терпеть такие потери японские войска не могли. Им требовалась еда. Им требовалось топливо. Им нужны самолеты взамен тех, что они потеряли в ходе июньской битвы. Им нужны самые разнообразные боеприпасы.

   Пока всё шло спокойно, японцы едва могли обеспечить сами себя. Местные жители буквально терпели большие лишения. Теперь же на островах выращивали достаточно еды, чтобы люди больше не голодали. Наступило облегчение. Американские подлодки, топившие японские суда, этому активно мешали.

   Всё могло сложиться намного хуже, если бы вражеские торпеды, бившие по транспортам, срабатывали как надо. В самом начале битвы к северу от Оаху, самолеты с "Лексингтона" выпустили по "Акаги" торпеду и та тоже не сработала. Футида не знал, что там, у американцев складывалось не так, но что-то определенно было не так.

   Коммандер продолжал осматривать поверхность Тихого океана. Он участвовал во всех воздушных операциях японских вооруженных сил, начиная с вторжения на Гавайи и заканчивая отражением контратаки американских войск. Многие люди, имевшие гораздо меньшие обязательства, никогда не стали бы участвовать в подобных рядовых поисковых операциях. Футида же старался сам всё контролировать.

   По внутренней связи он вызвал бомбардира:

   - Видно что-нибудь?

   - Никак нет, коммандер-сан, - ответил подчинённый. - Прошу прощения, но я ничего не вижу. А вы?

   - Хотелось бы, - сказал Футида. - Подлодка, скорее всего, ушла на глубину и ждёт темноты, чтобы уйти.

   - Я бы поступил так же, - заметил бомбардир. - Зачем высовываться попусту?

   - Пока ещё поищем. Командир подлодки, скорее всего, не знает, что с транспорта успели отправить радиограмму. Если не знает, то, возможно, решит, что путь свободен и можно уходить к материку по поверхности.

   - Возможно.

   Судя по голосу бомбардира, тот не слишком-то верил этим словам, равно как и сам Футида. Вероятность такого развития событий существовала, но была она невелика.

   - Непростая работёнка! - добавил бомбардир.

   Это выражение означало не только то, что работа тяжела, но и бессмысленна.

   - Ничего не поделаешь, - сказал Футида. - Хотел бы я разбомбить американскую подлодку. Будь у меня хоть малейшая возможность, я бы её не упустил. Может, тогда удастся отогнать янки подальше от Гавайев.

   - Это вряд ли! - это говорил не бомбардир, а радист, петти-офицер первого класса* Токонобу Мидзуки. Он сидел в задней части кабины и обозревал заднюю часть самолёта. Они с Футидой служили уже настолько долго, что легко делились друг с другом собственными мыслями. Это очень редкое явление для военных, особенно для имеющего строгую и жёсткую иерархию японского военного флота.