Конец моды. Одежда и костюм в эпоху глобализации - [86]
Поэтому, хотя конец моды как таковой и не наступил, в последние годы ХХ века произошло множество изменений, показывающих, что она становится все более неоднородной и занимает все больше места в торговой и культурной сферах, и одновременно выявляющих оборотную сторону системы моды. Однако, как отмечает Кристофер Бруард, если заглянуть в прошлое, мы увидим, что «обеспокоенность значением культуры моды с точки зрения морали, равно как и этичностью потогонного производства и международной торговли, появилась тогда же, когда и первые коллекции одежды, которая создавалась с мыслью не только об удобстве, но и о красоте, и ценилась не только за качество, но и за внешний вид»596. Бруард подчеркивает, что «сегодня нам, как никогда, необходима теоретическая база для вдумчивого и критического анализа моды прошлого и настоящего»597. Среди тех, кто способен аналитически подходить к своей эпохе и обладает определенным авторитетом, он, несомненно, назвал бы некоторых журналистов и критиков, пишущих о моде. В их числе – Ванесса Фридман, директор по моде и главный модный обозреватель New York Times. Ей принадлежит неологизм «fashionization», указывающий на то, что мода все больше проникает в повседневную жизнь, не только через одежду, но и посредством различных видов коммуникации, включая интернет, телевидение, кино, социальные сети и выставки598. Кроме того, Бруард отвечал на манифест, незадолго до того изданный Лидевью Эделькорт, которая занимается прогнозированием модных тенденций. В этом тексте, по его словам, Эделькорт критикует господствующую модель образования в сфере моды, в рамках которой продолжают насаждаться мифы о знаменитых модельерах, подиумных показах и элитных брендах599. Заявляя, что «мода, какой мы ее знали, исчерпала себя», она весьма нелестно отзывается о маркетинге, торговле, прессе и потребителях, предсказывая, что мода уступит место «культуре» и «торжеству» одежды. Эделькорт завершает свой манифест размышлениями о популярных в последнее время выставках, посвященных моде. Эксперт полагает, что необычайная популярность выставки «Александр Маккуин: дикая красота» (Alexander McQueen: Savage Beauty), организованной Институтом костюма в Метрополитен-музее в Нью-Йорке (4 мая – 11 августа 2011 года), свидетельствует о ностальгии по «периоду расцвета оригинальных идей и высокой моды». Однако, отмечает она, бренды все чаще сами проводят показы своей одежды, чтобы иметь возможность контролировать свой имидж и размещать скрытую рекламу, а представители сферы искусства охотно им в этом помогают. Результатом, по словам Эделькорт, становится железная хватка брендов, позволяющая музеям демонстрировать в основном не столько моду, сколько одежду. Эксперт приходит в выводу, что «кураторское дело в сфере моды скоро станет ненужным»600. Многое указывает на то, что выставки, посвященные моде, актуальны и их будущее вовсе не так мрачно, каким его рисует Эделькорт. Однако из ее слов тем не менее видно, что сама форма выставки сегодня отражает сложную структуру и особенности природы моды, а потому требует тщательного анализа. В этой главе я рассмотрю кураторское дело в сфере моды, проанализирую выставки, в особенности после 2000 года, и попытаюсь понять их значение и роль в эпоху «конца моды».
Чтобы понимать контекст, надо начать с конца 1970‐х годов. Именно тогда искусствовед и критик Розалинд Краусс опубликовала очень значимое эссе «Скульптура в расширенном поле» (Sculpture in the Expanded Field), в котором систематизировала и анализировала новые подходы к скульптуре, появившиеся в конце 1960‐х годов. Краусс отмечала, что такие художники, как Дональд Джадд, Мэри Мисс и Роберт Смитсон, способствовали смещению привычных границ этого вида искусства и его сближению с ландшафтным дизайном и архитектурой, а также расширению культурного поля модернизма и развитию постмодернизма. Этот процесс обнаружил, что сама природа скульптуры не вполне понятна:
Мы пытались пользоваться универсальной категорией для обозначения разного рода частных случаев, но теперь оказалось, что эту категорию приходится применять к таким несхожим между собой явлениям, что сама она рискует стать несостоятельной. И вот мы всматриваемся в яму и думаем, что одновременно знаем и не знаем, что же такое скульптура
