Конец мелкого человека - [27]

Шрифт
Интервал

— А… — только и сказал ему бывший Федор Андреич, — давненько не бывали!

Тот вошел с кухни во всеоружии своих потешных ужимок, которые, наверно, помогали скрывать какую-то однажды навеки сконфуженную, никогда не получившую утоленья мысль. Он всегда робел в присутствии знаменитого профессора и теперь, предпочитая общество его сестры, прежде всего спросил о здоровье Елены Андревны. Неожиданно ласковым, даже пугающе кротким тоном Федор Андреич отвечал, что сестра с квартиры уехала, и тот не посмел переспросить. Но тень неверия, почти подозрения, скользнула по лицу Мухоловича, и он даже перестал ненадолго извлекать из карманов очередную дань культуре в виде мелких пакетиков с самой разнообразной снедью.

— Вы не поверите, товарищ Лихарев, как я люблю солнце! Может быть, что-то такое происходит в моем организме, я не знаю, но последнее время, знаете, я буквально не могу без слез смотреть на солнце. Меня все спрашивают, что с вами, Мухолович: вы за всякий пустяк стали такой нервный? А я все хожу действительно, смотрю на солнце и плачу! — И вдруг осведомился вскользь: — Скажите, а она далеко уехала?

— Очень далеко… — тем же тоном примирения отвечал Федор Андреич, все кивая, кивая и по-стариковски присаживаясь, чтобы не устать.

Все поражало теперь пытливый, все более беспокойный взор гостя — какая-то запущенная, неживая, хуже всякого беспорядка, чистота на кухне, никак не заполненная человеческим присутствием, такая же мертвенная пустынность квартиры, куда, не переставая говорить, заглянул Мухолович, самый вид опустившегося за столь короткий срок Федора Андреича — его порванная у ворота фуфайка, давно не знавший гребенки клок надо лбом, самые его глаза — один заметно меньше другого. Какая-то ужасная катастрофа, возможно даже убийство, произошла здесь буквально перед самым его приходом, и вот Мухоловичу оставалось лишь найти какую-нибудь изобличающую улику.

Но приходилось беспрерывно говорить, чтобы не выдать все усиливавшейся тревоги:

— Уж я не мальчик, прямо надо сказать… но, знаете, я так напугался в прошлый раз… когда, помните, моя рыба полетела на воздух. Мне не так жалко самую рыбу, как вас… хотя это была очень свежая вещь. Допускаю, что бывает рыба лучше, но и в судаке все-таки что-то есть. Вы не думаете? В прошлый раз, как я гляжу, вы были немножко не в своей тарелке… а как теперь?

Лишь сейчас он приметил возле чугунной печурки совсем свежую кучку такого легчайшего пепла, что даже шевелился, как живой, от почти неприметных колебаний воздуха, даже от ветерка произносимых ими слов. Гость нагнулся и поднял немножко на пробу, и хотя никаких особых примет не содержалось в щепотке этого невесомого, только замаравшего пальцы вещества, самое молчание Федора Андреича подтверждало его догадку.

И, значит, перед тем как погаснуть навсегда, разум Лихарева испытал прилив какой-то предельной ясности, похожей на последний луч в закате.

— Да-с, именно так, любезный Мухолович… — тоном старческого высокомерия заговорил Федор Андреич в ответ на испуганный, осуждающий взгляд своего благодетеля. — Не надо жалеть, не надо обременять собою память счастливых потомков. Этот дом покрасят заново, в нем будут жить новые жильцы. Что ж, они случались и раньше, смены геологических формаций! Нас будут считать исторической ошибкой, а ошибки надо поправлять…

— Боже, и это ваша рукопись? — вскричал Мухолович. — Но зачем?

— Ну, любезный, нам почти не удается вникнуть в истоки человеческих… и прочих побуждений!.. и прежде всего зачем такое множество оттуда торопится войти в мир. Вернее, мы всегда умираем чуть раньше, чем узнаем причину… Кстати, и я тоже пытался выяснить на досуге ваши собственные побуждения… ну, вот всех этих благодеяний! — махнул он рукой на расставленные по столу пакетики с пищей. — И знаете, к чему я пришел? Скажите, любезный, вы не живали в Городище?.. не знавали в молодости моего отца там, а?

Затем взор его стал быстро меркнуть, гораздо быстрее, чем меркнет день, так что устрашенному Мухоловичу была предоставлена возможность наблюдать начальную фазу умиранья. Что-то непоправимо сдвинулось в чертах лица у Федора Андреича, и вот уже стало вполне бессмысленно и отвечать на его вопрос, и даже прощаться перед уходом.

Оставшись один, Федор Андреич прошел к кровати и лег. Мысли его спутались, линии взаимно перечеркнулись. На улице были день, мороз и солнце, внутри — ночь, удушье и конец. Такая наступала отовсюду ночь, что к вечеру у него хватило воли и разуменья зажечь лампу на столе. Это было его последнее исправное солнце, тьма попятилась от него, возможно стало и подремать немного… Лихарев прикрыл глаза от невыносимого биенья в груди: последнее время, приходя, ферт никогда не стучал в дверь, а всегда в сердце.

«Притащился… что, пора?» — спросил Федор Андреич, присаживаясь и спуская ноги.

Тот не раскрывал рта, стоял возле, все смотрел грустными глазами, как Федор Андреич пошаркал ногами, надевая старомодные профессорские ботинки. Придерживая лихаревское пальто, ферт еще раз нечаянно толкнул локтем в бок его владельца, а локоть у ферта был острый, черный, длинный, как рапира.


Еще от автора Леонид Максимович Леонов
Вор

Леонид Леонов — один из выдающихся русских писателей, действительный член Академии паук СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии. Романы «Соть», «Скутаревский», «Русский лес», «Дорога на океан» вошли в золотой фонд русской литературы. Роман «Вор» написан в 1927 году, в новой редакции Л. Леонона роман появился в 1959 году. В психологическом романе «Вор», воссоздана атмосфера нэпа, облик московской окраины 20-х годов, показан быт мещанства, уголовников, циркачей. Повествуя о судьбе бывшего красного командира Дмитрия Векшина, писатель ставит многие важные проблемы пореволюционной русской жизни.


Русский лес

Леонид Максимович Леонов за выдающиеся заслуги в развитии советской литературы и создание художественных произведений социалистического реализма, получивших общенародное признание, удостоен высокого звания Героя Социалистического Труда.Роман Леонида Леонова “Русский лес” — итог многолетних творческих исканий писателя, наиболее полное выражение его нравственных и эстетических идеалов.Сложная научно-хозяйственная проблема лесопользования — основа сюжета романа, а лес — его всеобъемлющий герой. Большой интерес к роману ученых и практиков-лесоводов показал, насколько жизненно важным был поставленный писателем вопрос, как вовремя он прозвучал и сколь многих задел за живое.Деятельность основного героя романа, ученого-лесовода Ивана Вихрова, выращивающего деревья, позволяет писателю раскрыть полноту жизни человека социалистического общества, жизни, насыщенной трудом и большими идеалами.Образ Грацианского, человека с темным прошлым, карьериста, прямого антагониста нравственных идеалов, декларированных в романе и воплотившихся в семье Вихровых, — большая творческая удача талантливого мастера слова.


Соть

«Соть» – один из лучших романов, посвященных теме социалистической индустриализации. Это роман тематически насыщенный и многоплановый. М. Горький отмечал, что «Соть» написана «вкуснейшим, крепким, ясным русским языком, именно – ясным, слова у Леонова светятся».


Унтиловск

Повесть «Унтиловск» написана Л. М. Леоновым в 1925 году. Позже Леонид Максимович переработал ее в пьесу, поставленную МХАТом в 1928 году, но на девятнадцатом спектакле по велению самого Сталина пьеса была запрещена. «У Леонова „Унтиловск“, — отмечала пресса, — ультрареакционное произведение, ибо, если расшифровать его социальный смысл, Унтиловск является выражением неверия в Октябрьскую революцию». Только в 1960 году пьеса появилась в двухтомнике Леонова, а повесть, запечатанная автором в конверт и заклеенная, пролежала в архиве писателя более 70 лет — до настоящей публикации.


Нашествие

В книге помимо широко известной, отмеченной Государственной премией пьесы Л.Леонова помещена статья об авторе и его творчестве Е.Стариковой.


Барсуки

«Барсуки» – первый большой роман Леонова, знаменовавший значительный рост художественного дарования автора и выдвинувший его уже тогда, в 1925 году, в первые ряды советских писателей.Роман «Барсуки» – крупное эпическое полотно, в котором изображено предреволюционное московское мещанство и драматические эпизоды революционной борьбы в деревне. Глубокое знание старорусского бытового уклада дало возможность автору создать яркие образы деревенских искателей правды, показать характеры городских торговцев и ремесленников.


Рекомендуем почитать
Происшествие в Боганире

Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».