Конец мелкого человека - [12]
— Какая же муха перед снежком-то! — почти любовно усовестил Елков.
— Специально посадил, ваше внимание проверить… — с выраженьем злого вдохновения в лице усмехнулся Титус. — «Ну, раз отказываетесь от моего тоста, я тогда оба за нашу даму выпью», — Жеромский-то говорит и, прежде чем кто успел из руки выбить, опрокидывает залпом один бокал за другим, после чего садится на стул, начинает трубку раскуривать… Между прочим, перед командиром батареи, этакий апоплексический толстяк был!.. рюмка перед ним стояла, — по окончании разжал он ладонь, а она в крови вся от раздавленного стекла… вон как! И хотя впоследствии почти все возмущены были подобным вызовом, тем не менее ужасное дело сделано, и яд внутри начал свое действие, все смотрят осудительными глазами на притихшего Варнавина, который вслед за тем стремительно убегает. А по прошествии минут двух поднимается со стула и наш несостоявшийся покойник. «Действительно, расходиться всем нам пора, говорит, а за здоровье мое не бойтесь, поскольку это была всего лишь шутка… обычная сода была: после вчерашнего перепоя зверская изжога гложет!» И представьте, ушел как ни в чем не бывало…
— А Варнавин этот? — спросил кто-то со стороны изменившимся голосом.
— Помнится, застрелился он тут же, как ушел… неустойчивая натура был. Кроме того, с легкими у него было наследственное неблагополучие, — с неудовольствием ответил Титус. — Но я все это к тому лишь рассказывал, чтобы показать на примере моего Жеромского истинные потемки человеческой души…
Все в молчании курили, сосредоточенно сердясь на что-то.
— А видно, дрянное у вас офицерство было, коли никто вас за это как сучку не пристрелил! — после паузы с одышкой презрения подвел итоги Сиволап, снова и шумно отправляясь по воду.
— Да кто вам дал право думать, что это я, черт вас возьми? — в спину ему разъярился Титус.
— Господа, господа… — хлопотал среди галдевших гостей хозяин, — вступайте в дискуссии, однако же без драки, прошу вас…
— Вот и я тоже, поскольку вы заняли вниманье наше, хотел бы выяснить смысл как содеянного вашим Жеромским преступления, так равно и басни вашей в целом, — раздельно вставил Водянов.
— Ишь чего захотел, — жарко вступился за рассказчика Елков, — этак вам нынче маленькую цель подай, а завтра вам вообще высшей мудрости, а то и бога в этой червоточине захочется. Нельзя, батенька, быть столь привередливым, особливо в наши дни! А скажите, во всей истории людской, в Астиагах этих и Дариях, в героях корсиканских и македонских виден вам какой-нибудь единый замысел?.. в непрерывных злодействах во имя целей, так и не осуществленных никогда, во имя креста, полумесяца и других геометрических фигур, означающих личное благоденствие… в мультисожжениях и сажаниях на кол по три тыщи в шеренге, в расстрелах, резнях и потоплениях… Словом, сквозь всю эту кровцу и уголек просматривается вами какая-нибудь высшая мораль, мысль творческая? Ибо за все эти благородные порывы кровью сполна вперед уплочено. Вот вы на историю не злитесь, а на отдельную особь наваливаетесь, потому что в истории-то взять не с кого. А не надо бы, понимаете?.. не надо!
— Чего, чего не надо? — хоть и в драку готовый подступил Сиволап.
— Не надо, говорю, смысла искать в этом бурленье вещества… переселениях, извержениях вулканов, нашествиях саранчи, во всемирно-эпохальных преступлениях… — стал отступать Елков.
— А что надо тогда? — допытывался тот со сжатыми кулаками.
Оба они взирали теперь друг на друга с такой ненавистью, что уж вовсе необъяснима была и бессмысленна сила, соединившая их здесь.
— Из-за чего вы сцепились с ним, Елков? — засмеялся Федор Андреич. — Выходит, вы же целиком согласны с ним, что человечество не что иное, как сорвавшееся с оси и покатившееся самостоятельно под откос природы колесо!
— А ну вас к черту всех, — после паузы махнул рукой хозяин. — Давайте лучше музыку слушать… Господа, прошу внимания, завожу, — возгласил он. — Перед вами, господа, предстает сам профессор Вергилий Ранзато со скрипкой, — прошу!..
Граммофон щелкнул пружиной, крякнул на повороте и, входя мало-помалу в силу, томно засвистел неистовой скрипкой. Выходило нечто румынское, но с писком. Елков, опустив голову, с неспокойным и усталым лицом думал о чем-то постороннем. Кромулин сосредоточенно грыз ноготь. Косов взволнованно бормотал что-то на ухо Титусу. Порой, когда Ранзато разделывал пьяниссимо, можно было услышать: «За кого же он меня принимает!»
— Ну, как вам эта адажийка нравится? — вновь лихорадочно оживился Елков, когда Вергилий Ранзато досвистел до конца свое соло. — Ну, а теперь я вам поставлю… знаете, кого я вам поставлю? — нескупо поулыбался он, — ха, вы себе даже представить не можете! Теперь вот из этой самой дырки будет петь… сам Тита Руффо! Да-да, тот самый, настоящий. Темперамента, зною в нем — казарму отапливать можно! Да нет, кроме шуток! Я на днях и грелся этим итальянцем, дрова все вышли…
Граммофон снова издал вначале несколько глухих непривлекательных звуков, и вот засевший внутри господни, верно с богатыми усами, запел, несмотря на тесноту ящика, нечто длительное и безутешное.
Леонид Леонов — один из выдающихся русских писателей, действительный член Академии паук СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии. Романы «Соть», «Скутаревский», «Русский лес», «Дорога на океан» вошли в золотой фонд русской литературы. Роман «Вор» написан в 1927 году, в новой редакции Л. Леонона роман появился в 1959 году. В психологическом романе «Вор», воссоздана атмосфера нэпа, облик московской окраины 20-х годов, показан быт мещанства, уголовников, циркачей. Повествуя о судьбе бывшего красного командира Дмитрия Векшина, писатель ставит многие важные проблемы пореволюционной русской жизни.
Леонид Максимович Леонов за выдающиеся заслуги в развитии советской литературы и создание художественных произведений социалистического реализма, получивших общенародное признание, удостоен высокого звания Героя Социалистического Труда.Роман Леонида Леонова “Русский лес” — итог многолетних творческих исканий писателя, наиболее полное выражение его нравственных и эстетических идеалов.Сложная научно-хозяйственная проблема лесопользования — основа сюжета романа, а лес — его всеобъемлющий герой. Большой интерес к роману ученых и практиков-лесоводов показал, насколько жизненно важным был поставленный писателем вопрос, как вовремя он прозвучал и сколь многих задел за живое.Деятельность основного героя романа, ученого-лесовода Ивана Вихрова, выращивающего деревья, позволяет писателю раскрыть полноту жизни человека социалистического общества, жизни, насыщенной трудом и большими идеалами.Образ Грацианского, человека с темным прошлым, карьериста, прямого антагониста нравственных идеалов, декларированных в романе и воплотившихся в семье Вихровых, — большая творческая удача талантливого мастера слова.
«Соть» – один из лучших романов, посвященных теме социалистической индустриализации. Это роман тематически насыщенный и многоплановый. М. Горький отмечал, что «Соть» написана «вкуснейшим, крепким, ясным русским языком, именно – ясным, слова у Леонова светятся».
Повесть «Унтиловск» написана Л. М. Леоновым в 1925 году. Позже Леонид Максимович переработал ее в пьесу, поставленную МХАТом в 1928 году, но на девятнадцатом спектакле по велению самого Сталина пьеса была запрещена. «У Леонова „Унтиловск“, — отмечала пресса, — ультрареакционное произведение, ибо, если расшифровать его социальный смысл, Унтиловск является выражением неверия в Октябрьскую революцию». Только в 1960 году пьеса появилась в двухтомнике Леонова, а повесть, запечатанная автором в конверт и заклеенная, пролежала в архиве писателя более 70 лет — до настоящей публикации.
В книге помимо широко известной, отмеченной Государственной премией пьесы Л.Леонова помещена статья об авторе и его творчестве Е.Стариковой.
«Барсуки» – первый большой роман Леонова, знаменовавший значительный рост художественного дарования автора и выдвинувший его уже тогда, в 1925 году, в первые ряды советских писателей.Роман «Барсуки» – крупное эпическое полотно, в котором изображено предреволюционное московское мещанство и драматические эпизоды революционной борьбы в деревне. Глубокое знание старорусского бытового уклада дало возможность автору создать яркие образы деревенских искателей правды, показать характеры городских торговцев и ремесленников.
Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».