Конец лета - [26]

* * *

Поздно ночью, когда Динна уже легла в кровать и выключила свет, раздался телефонный звонок. Ей не хотелось брать трубку, но короткие частые гудки указывали на то, что звонок междугородный.

– Динна? Звонил Марк.

– Здравствуй, дорогой, ты где?

– В Риме. Если я тебе понадоблюсь, я в отеле «Хасслер». У тебя все в порядке?

Связь была очень плохая, и голос Марка был едва слышен.

– У меня все хорошо. Как ты оказался в Риме?

– Что? Я тебя не слышу...

– Я спросила, почему ты в Риме?

– Я здесь по делу Салко. Но в эти выходные я смогу навестить Пилар.

– Передай ей от меня привет.

Динна сидела на кровати, не зажигая света. Чтобы Марк ее расслышал, ей приходилось кричать.

– Я тебя не слышу!

– Я сказала, передай ей привет и скажи, что я ее люблю!

– Хорошо. Непременно. Тебе хватает денег?

– Да, хватает.

Некоторое время в трубке был слышен только треск, потом Динна расслышала голос, но разобрать слова было невозможно.

– Я тебя люблю!

По какой-то необъяснимой причине Динна испытала острую потребность сказать Марку эти слова и услышать от него в ответ то же самое. Ей нужно было почувствовать связь с ним, но Марк, казалось, был бесконечно далек.

– Марк, я тебя люблю!

Сама не зная почему Динна вдруг заплакала. Ей очень хотелось, чтобы Марк ее услышал, и хотелось услышать его ответное признание.

– Я тебя люблю!

– Что?

Связь оборвалась.

Динна быстро набрала номер международного оператора и попросила соединить ее с Римом. Однако дозвониться до отеля «Хасслер» удалось только через двадцать минут. Наконец в трубке послышалось быстрое: «Pronto»[4]. Динна попросила портье соединить ее с номером синьора Дюра. В трубке раздались гудки, но никто не отвечал. В Риме было уже десять утра. Наконец Динна снова услышала голос портье:

– К сожалению, синьор Дюра уже ушел.

Динна вернулась в кровать и стала вспоминать вечер с Беном.

Глава 7

Марк-Эдуард Дюра неторопливо шел по виа Венето в Риме, посматривая на витрины магазинов и иногда бросая восхищенный взгляд на очередную проходящую красотку. Стоял прекрасный солнечный день, многие женщины были в топиках на тонких бретельках и белых юбках, льнувших к стройным ногам, босоножки на босу ногу позволяли видеть пальцы на ногах с красным лаком на ногтях. Марк шел, зажав под мышкой портфель, и улыбался своим мыслям. Приезжать в Рим на столь короткое время было не очень-то практично, но он рассудил: почему бы и нет? Тем более он пообещал. Пообещал. Иногда Марк сам удивлялся, как легко с его губ слетают обещания, но что сделано, то сделано.

Он остановился у перехода, пережидая стремительный поток машин. Казалось, автомобили неслись со всех сторон одновременно, распугивая бедных пешеходов. В неподвижной фигуре Марка-Эдуарда, облаченной в безукоризненно сшитый костюм, было нечто аристократическое. Он увидел, что на противоположной стороне улицы какая-то пожилая дама помахала зонтиком от солнца и сделала неприличный жест. Марк слегка поклонился женщине со своей стороны улицы. Тогда она показала тот же самый жест ему. Марк засмеялся, посмотрел на часы и поспешил сесть за столик кафе. Яркий полосатый зонт укрывал от палящего солнца, но не мешал наслаждаться кипучей энергией и возбуждением, которые составляли самую суть жизни этого волшебного города, Рима. Марку подумалось, что, возможно, данное обещание все же стоило того, чтобы его выполнить. На мгновение – всего лишь на краткое мгновение, не больше – в его памяти всплыл обрывочный разговор с Динной. Ее было почти не слышно, и Марк испытал от этого облегчение. Временами он был просто не в состоянии с ней общаться, ему было невыносимо представлять себе боль в ее взгляде, слышать одиночество в ее голосе. Сейчас она была далеко, но Марк знал, что ни то, ни другое никуда не делось, и иногда ему было не по силам это выдерживать. Он еще мог как-то справляться с этим в Сан-Франциско, где его жизнь текла своим обычным чередом, но не тогда, когда он разрешал серьезные вопросы за границей, в деловой поездке. И не во Франции и... и не здесь. В Риме. Марк-Эдуард медленно покачал головой, словно это могло помочь ему стереть из памяти голос Динны. Он поймал себя на мысли, что с тоской смотрит на улицу. Ну не мог он сейчас думать о Динне, просто не мог. Только не сейчас. Он смотрел на толпу прохожих, и его мысли снова унеслись далеко, за тысячи миль от Динны. Вот идет хорошенькая блондинка, а там высокая брюнетка, вот двое мужчин типично римского вида, с густыми темными волосами, в легких льняных костюмах, а эта высокая женщина похожа на флорентинку с полотна художника времен Ренессанса. И тут он увидел ее. Она вышагивала по улице своей неподражаемой походкой, ее длинные, прямо-таки бесконечные ноги, казалось, танцевали на тротуаре, яркая юбка цвета морской волны ласкала бедра. На ней были шелковая блузка очень бледного оттенка сиреневого, изящные босоножки и большая соломенная шляпа, почти скрывавшая глаза. Почти, но не совсем. Эти глаза, похожие на два светящихся изнутри сапфира, которые, казалось, меняли цвет в зависимости от малейшей перемены в ее настроении, ничему не удавалось скрыть. Они могли сверкать, как бриллианты, а могли стать загадочными, как глубокое синее море. По плечам ее рассыпалась грива каштановых волос.