Конец игры. Биография Роберта Фишера - [138]

Через несколько недель после своей публикации, «Конец игры. Биография Роберта Фишера» стала первой посвященной шахматисту книгой, вошедшей в список бестселлеров «Нью-Йорк Таймс». «Нью-Йорк — книжное обозрение» назвала ее «грандиозным достижением, впечатляюще сбалансированным взглядом», и я с удивлением и гордостью сообщаю, что журнал «Чесс Лайф» охарактеризовал книгу, как «шедевр». «Конец игры» опубликована на голландском, немецком, итальянском и японском языках. Специальные издания выпущены в Англии и Австралии. Я был ошеломлен и польщен одновременно, и даже смущен реакцией.

Те, кто знал Бобби Фишера, или хотел узнать о нем больше, кто переигрывал его партии или следил за карьерой, просили в письмах сообщить дополнительную информацию о нем или делились своим мнением — или личным опытом — о противоречивом гении. Подписывая книги, читая лекции или играя в турнирах, я часто встречался с людьми, у которых имелись свои истории о Фишере: шахматист, знавший юного Бобби в бруклинском шахматном клубе, мужчина — по виду за девяносто лет — ходивший в один колледж с матерью Бобби; бывший менеджер манхеттенского шахматного клуба, приглядывавший за Бобби, когда тот был еще молодым человеком. Я получил сотни и-мейл’ов от людей, прочитавших книгу и вспомнивших, что они имели какие-то связи с Фишером: мужчина, когда-то учившийся с Бобби в средней школе «Эразмус»; бизнесмен, летавший в Рейкьявик с целью убедить Фишера сыграть матч с многомиллионным призовым фондом; женщина, состоявшая во Всемирной церкви Бога, когда в середине 1970-х Бобби изучал эту религию; юрист, работавший pro bono для Бобби, но бесповоротно и иррационально им уволенный. Часть новых сведений включена в настоящее издание.

Почти вся реакция на книгу носила позитивный характер, но несколько дотошных критиков не захотело «принимать на веру» ни единого утверждения. Ханс Рее, голландский гроссмейстер-эрудит, не мог поверить, что чемпион мира д-р Макс Эйве был чемпионом Европы по боксу. Единственное доказательство, которое я мог представить, состоит в том, что уважаемый доктор сам мне сообщил об этом во время пребывания в Нью-Йорке в 1973 году. Несколько читателей отметили, что когда Бобби обедал в Гринвич-виллидж, Джексон Поллок не мог находиться в таверне Седар, и они правы: 50 лет прошло, и я запамятовал — это был художник Роберт Мазервелл, не Поллок.

Несколько критиков высказало мнение, что мне следовало включить в книгу какое-то число партий Бобби. Я намеренно отказался от этого, дабы все читатели, а не только шахматисты, могли погрузиться в историю его жизни. Я не хотел «отпугивать» тех, кто не владеет шахматной нотацией, и не стремился к охвату необъятного. Есть много книг, содержащих партии Бобби с обширными и глубокими комментариями, к которым и отсылаю заинтересованных читателей. «Конец игры» задумывалась не как «шахматная книга», но как биографическая.

Этой весной Зита Райкшани — молодая женщина, которую Бобби Фишер рассматривал в 1992 году в качестве «невесты», пыталась продать письма Бобби к ней. Я получил несколько копий в Галерее, через которую они продавались, и позднее сумел прояснить их смысл и сопутствующие им обстоятельства в беседах с Зитой о том времени, которое они проводили вместе. После установления подлинности писем их купил анонимный коллекционер.

Зита была первой любовью Фишера, хотя и до нее у него случались связи и увлеченности — корреспонденция показывает его эмоциональный «профиль», отражающий все главные составляющие их отношений: его чувства и ревность, нехарактерную готовность к компромиссу, желание жениться на ней и иметь детей.

Как отмечалось в книге, когда Зита прибыла в Калифорнию в 1992 году, чтобы впервые встретиться с Бобби, ей было 17 лет, а ему — 49. «Он был моим идолом. Словно девочка-тинэйджер натолкнулась на рок-звезду. Я боготворила его». Бобби отвечал взаимностью. «Обожаемая Зита», — называл он ее, и относился к ней как к невесте, но в то время не мог позволить себе — возможно, из страха быть отвергнутым, или неспособности выразить свое глубокое чувство — обратиться к ней напрямую со словами любви. Он написал, что жалеет о своей неспособности сказать три не таких-уж-простых слова.

Хотя он уже не был молодым человеком, вел он себя как юноша. Он собственнически относился к Зите и писал, что подозревает ее в интрижке со своим юристом Робертом Эллсвортом, в чьем доме она жила в течение шести недель в Калифорнии, поскольку для нее не было места в тесной пещероподобной квартире Бобби. «Нелепое обвинение, — сказала она. — Ничего и близко не было!» Подозрения Бобби относительно Эллсворта, вероятно, стали катализатором его ошибочной уверенности, что юрист виновен в «воровстве» (он использовал это слово годы спустя) его вещей из хранилища.

Если не считать анти-еврейских разглагольствований Бобби и ревнивых взглядов на Зиту, их первые недели вместе были почти идиллическими. Он приглашал ее посетить его мать, ему хотелось, чтобы они встретились, в надежде, что она даст официальное согласие и признает Зиту в качестве его будущей жены. Вероятно, именно это было реальной причиной их путешествия на север в Пало-Альто на встречу с Региной, а не обсуждение ее медицинских проблем. Хотя они провели вместе лишь несколько часов, Зита была более чем потрясена Региной: «Я полюбила ее!», — сказала она. «Она была великолепна и такая неординарная».