Конец фирмы Беняева - [9]

— Разве не бывает случаев, когда мужчины меняются головными уборами?

Замечание его было резонным, и мы это учли. В нашей работе мелочей не бывает, важно анализировать каждую деталь, объективно оценивая обстановку. Главное — правильно понимать любое доказательство.

Утром следующего дня мы получили приятную новость: из спецотдела МВД СССР сообщили, что отпечатки пальцев, выявленные на рукоятке штыка и бутылках, принадлежат дважды судимому гражданину Костенко Анатолию Сидоровичу.

— Вот здорово! — обрадовался Войный. — Значит, на серой фуражке его имя. А ты что нам вчера говорил? — набросился он на Опляту.

— Один ноль в твою пользу, — сдался Оплята.

— Теперь нам остается одно — разыскать Костенко, — сказал я. — Но сделать это тоже не просто.

— Выносите постановление на розыск, я постараюсь провернуть это быстро, — пообещал Оплята.

К концу дня пришло еще одно известие. Из областного управления милиции сообщили, что подозреваемый в убийстве Костенко на пятый день после происшедшего совершил хулиганство в Кировограде и уже осужден за это к трем годам лишения свободы.

— Снова загадка, — вздохнул Оплята. — Может, Костенко и не был во Владимировке в день убийства?

— Был, — с твердой уверенностью заявил я. — Костенко — хитрый преступник. Чтобы уйти от расплаты за убийство, он решил совершить хулиганство, рассчитывая на то, что его увезут в лагерь и таким путем он уйдет от подозрений органов следствия по нашему делу.

— Хитер паря, хочет обвести нас вокруг пальца! — возмутился Войный.

Однако к единому мнению мы не пришли. Оплята сомневался относительно Костенко, утверждая, что людей со шрамом на лице в нашей стране много, тем более сейчас, после войны. Войный же был твердо убежден, что убил Лозу Костенко.

— Экспертиза по отпечаткам пальцев никогда не ошибалась! Ее заключения построены на научной основе! — горячился он, доказывая Опляте.

— Все наши сомнения развеются после того, как мы допросим Костенко, — примирил я их. — Надо ехать к нему.

На этом и порешили.

Ночью нас разбудили. Нарочный привез старое уголовное дело на Костенко.

Войному не терпелось посмотреть описание примет Костенко. Перво-наперво мы отыскали анкету на заключенного и прочли: «Костенко, выше среднего роста, плотного телосложения, волосы русые, на левой щеке — поперечный шрам от ожога… на правой руке — татуировка в виде сердца, пронзенного стрелой».

— Прекрасно! Вот он, убийца! — ликовал Войный.

— Да, все как будто бы совпадает, — согласился Оплята.

Мы узнали, что Костенко еще находится в тюрьме в Кировограде. Нужно немедленно ехать туда. Договорились, что со мной поедет Войный.

Прибыв в Кировоград, мы первым делом изучили личное дело Костенко. Он 1927 года рождения, по специальности тракторист, дважды судим — за кражу и за хулиганство. В деле имелась на него характеристика сельсовета. Из характеристики явствовало, что он, вернувшись из заключения; не работал, часто уезжал из дому.

Изучив дело, я занялся допросом обвиняемого.

— Здравствуйте, гражданин начальник, — с первых слов вел себя развязно Костенко. — Говорят, вы издалека приехали ко мне на свиданьице?

— Садитесь, — предложил я ему. — Да, приехал. Нужно с вами поговорить.

Вытянув из портфеля уголовное дело, я положил его перед собой на столе.

Костенко продолжал стоять, внимательно осматривая кабинет, решетку на окне, стол, наглухо прикрепленный к полу, сигнальные кнопки, чернильный прибор. А когда я положил на стол дело, он не отрывал уже от него глаз, теряясь в догадках.

— Садитесь, — предложил я ему еще раз, более строго.

Сам же не спеша выкладывал на стол бумагу, чистые бланки протокола допроса, авторучку, наблюдая за Костенко.

Усевшись на стуле, он как-то весь съежился, напрягся, аж побледнели виски. Видно, силился предугадать мои вопросы и заранее обдумывал на них ответы.

Чтобы оборвать течение его мыслей, я спросил как бы между прочим:

— Как дела, Костенко?

— У меня, гражданин следователь, одно дельце, пустяковое, — начал он вызывающе-молодцеватым тоном. — По пьянке заехал в рожу одному джентльмену… Недавно вышел на свободу — и снова засыпался. Печально. Но вот отсижу, и точка. Завяжу.

Именно в этот момент я вспомнил, что не осмотрел у дежурного тюрьмы личные вещи Костенко. Мысленно ругая себя за допущенную оплошность и скрывая от обвиняемого свое замешательство, я умолк. Молчание вызвало в нем недоумение. Неизвестность всегда пугает. Костенко ерзал на стуле, шарил в карманах, а затем не выдержал, тихо попросил:

— Нет ли у вас папироски?

— Есть, курите! — протянул ему пачку.

Подождав, пока он прикурил и сделал несколько глубоких затяжек, я внезапно задал ему главный вопрос, ради которого приехал и которого, по всей вероятности, он не ожидал:

— Скажите, Костенко, какое вы совершили преступление накануне последнего вашего ареста?

Костенко еле заметно вздрогнул, покосился на мои бумаги и зло прошипел сквозь зубы:

— Выдрали мне еще одно дело? Но выйдет, гражданин следователь. Никаких мокрых, дел я не совершал.

— Разве я вас спрашиваю об убийстве? — захватил я его врасплох.

— Дурень я, что ли, не понимаю, куда вы клоните? — стараясь овладеть собой, произнес Костенко.