Конец черного темника - [8]

   — Надо, чтобы трогались, а для этого князь Шакир-Султу должен разослать гонцов к племенным братьям. Боюсь, что Темучин со своим многочисленным войском уже идёт сюда.

Аланая, двоюродного брата Муджина-Султу, князь рода баркуй тоже узнал сразу. Они поприветствовали друг друга, сполоснули руки водой из кумгана — металлического кувшина с длинным изогнутым носиком — и сели на кошму пить чай. Гость попросил мяса, и одна из рабынь-китаянок принесла на золотом блюде дымящиеся рёбрышки молодого барашка. Аланай набросился на них, как изголодавшийся пёс.

   — Да, — начал он, насытившись, — я действительно похож сейчас на голодного и к тому же побитого пса... Знай, князь, какая грядёт беда. И если ты будешь сидеть сложа руки, с твоим родом и остальными произойдёт то же, что произошло с нами... Скорее шли гонцов! — Аланай взглянул на поднос, на котором желто-масляным пятном светился луч солнца, и добавил: — Темучину понравилась серебряная юрта моего брата, и он, ослеплённый ею, направился сюда, чтобы присвоить себе ещё таких восемь...

   — Не бывать этому! — запальчиво воскликнул Шакир-Султу.

«Муджин тоже так говорил, когда я призывал его к бдительности и осторожности. А теперь его голова, сдавленная железными обручами, сушится возле кузнечного горна...» — подумал Аланай, слегка поморщившись, и снова стал настаивать на немедленной посылке гонцов к князьям других родов.

   — Будет сделано! — сказал Шакир-Султу и три раза хлопнул в ладони.

По этому знаку в юрту явился высокий худой с жидкой бородой битакчи[11] и поклонился: вначале гостю, потом своему князю.

   — Слушаю вас, повелитель!

   — Вели снарядить гонцов во все племенные стоянки, даже в самую отдалённую, где сейчас обитает род алухай князя Саина-Султу. Пусть все сворачивают юрты, грузятся в повозки и кибитки и как можно быстрее едут к Буйр-Нуру. А воины их должны мчаться сюда со скоростью осенних ветров, а впрочем, выдай каждому гонцу по золотой пластине с изображением лука и стрел, и князья сами увидят, как им действовать дальше... Понял меня?

   — Да, понял, мой повелитель. Считайте, что гонцы уже поднимают копытами своих скакунов степную пыль, — битакчи снова низко поклонился и, резко отдёрнув кошму, закрывавшую вход, тут же скрылся.

   — Я всего лишь в нескольких словах рассказал тургауду Темиру о сражении на реке Улдза. Тебе же, князь, поведаю о нём более подробно. Слушай, — Аланай взял растопыренными пальцами протянутую ему рабыней пиалу с чаем, забелённым кобыльим молоком, и, чуть-чуть отпив, начал рассказывать:

   — Как всегда, ранним утром рабы отнесли Муджина-Султу на носилках на берег Онона, и он, поплавав в реке, запахнулся в простыни и стал ждать восхода солнца, чтобы поклониться ему и испросить у него благодати для всех людей рода чаган. И вот на востоке лучи позолотили край неба, и князь уже готов был склонить до земли голову, как услышал надрывный голос одного из тургаудов: «Повелитель, к вашей юрте пожаловал посланник от кераитов!» Муджин пробурчал себе под нос. А что — я не разобрал, хотя находился рядом, — на утренние купания я всегда сопровождал князя и сам любил резвиться в ещё не прогретых водных струях Онона.

Посланник протянул нам грамоту, в которой вождь кераитов Тогорил клялся в любви и дружбе и заверял нас в помощи на случай, если этот степной шакал, как называл он Темучина, вдруг отважится и выступит против нашего рода.

Покажи мне пса, и я скажу, кто его хозяин... Я взглянул на посланника и в какой-то миг в его прячущемся взгляде уловил страх и лукавство... Страх за то, что мы можем не поверить ни одному слову в грамоте Тогорила и прикажем вздёрнуть его на оглобле кибитки. А лукавство — всегда свойственно выражению глаз лживых людей... Я сказал об этом брату, но он лишь посмеялся надо мною. Не в первый раз, между прочим. Но потом оказалось, что я был прав: грамотой Тогорил хотел усыпить нашу бдительность, сам же, следуя совету китайского императора, перекинулся к Темучину и соединил свои войска с войсками монголов на реке Улдза, где они оба стали поджидать нашего возвращения с пастбищ. Хорошо, что я выслал разведку. Но это нам не помогло, правда, некоторым, вроде меня, удалось всё же спастись... Я сколотил из них небольшой отряд, и он скоро должен быть здесь.

Из-за беспечности Муджина-Султу мы попали в ловушку, уготованную Тогорилом; наши основные силы были взяты в клещи, а потом расчленены и уничтожены. Кровь ручьями текла в реку. А по воде, словно тыквы, плыли, покачиваясь, головы, много татарских голов... Хотя голов наших врагов тоже покачивалось предостаточно. Но Темучин ликовал.

Аланай замолчал и сглотнул подступивший к горлу ком. И видно было, как дрожали его пальцы, держащие пиалу с остывшим чаем.

   — Мы должны заманить монголов в урочище Давлан-Нэмурчес и из каждого сотворить своими стрелами решето... — мрачно произнёс Шакир-Султу, потрясённый последними словами рассказа.

   — Учти, князь, что придётся заманивать не только монголов, с ними будут, как на реке Улдза, кераиты. Да и китайцы примкнут, чтобы не упустить возможности поживиться нашим богатством в случае победы.