Конец черного темника - [72]
— А где же наш верховный шаман и почти половина наших воинов?
— Уехали за белым конём и белым бараном. К вечеру должны быть. На Пьяне-реке мы принесём их в жертву огнеликому Хорсу, два года назад даровавшему нам победу.
Справедливость этого не подлежит сомнению, — ответствовал высокопарно мурза. — Хорошо, когда память о добрых делах так ещё свежа...
На эти слова в другое время Булат мог бы и рассердиться, но обречённому на смерть он улыбнулся и пригласил в свою повозку разделить трапезу.
Каракеш с сорока воинами вернулся раньше времени. В поводу он вёл белого коня. А баран, связанный, лежал в повозке и блеял. Каракеш потрепал его по шерсти и зашёл к джагуну доложиться.
В этот день Карахану так и не удалось остаться с глазу на глаз с Каракешем, чтобы поговорить, а на следующий они уже пробирались почти непроходимыми лесами по земле Нижегородского княжества, идя вдоль течения Итиля, — путь, знакомый только двоим, Булату и Каракешу, поэтому они держались рядом, то и дело совещались, вспоминая детали славной победы на Пьяне-реке. Встрепенулось сердце Булата при этих воспоминаниях, зажглось огнём ратного подвига: «Эх, мне бы не жалкий отряд оборванцев, а хотя бы тумен, и пограбили бы мы, и показали бы ещё раз нижегородскому князю свою силу... Повеселились вволю тогда на нижегородских поместьях и в самом городе...»
Вот и Пьяна-река: ровно хмельной мужик шатается она и мотается во все стороны и, пройдя пятьсот вёрст выкрутасами да поворотами, чуть ли не снова подбегает к своему истоку. А вот и вал, сооружённый ещё Секиз-беем. И на самом берегу реки крест стоит высотой в два человеческих роста.
— Каракеш, смотри, он как раз поставлен на месте гибели княжича Ивана, сына Дмитрия, князя нижегородского и суздальского...
— Того самого, дочь которого замужем за московским князем Дмитрием Ивановичем? — спросил Карахан.
— Того самого... Да тебе виднее, мурза, мы ведь в Москве не бывали, — недобро усмехнулся джагун.
По спине Карахана пополз холодок...
Подивились кресту: кто поставил его, кто возвращался на пепелище, которое должно внушать русским суеверный страх и ужас?.. Ведь здесь отвернулся от них даже их Бог, а Хорс послал удачу им, ордынцам Арапши, этого чингизида-карлы, который был мал ростом, но обладал огромным мужеством, силой и хитростью.
...Проведав о том, что на нижегородское княжество идёт со своими полками какой-то царевич-чингизид, князь Дмитрий Константинович послал ему навстречу войско во главе со средним сыном Иваном. Войско дошло до секиз-беевского вала и, не встретив ордынцев, расположилось табором на берегу Пьяны. Засечная сторо́жа объявила княжичу и его воеводам, что поблизости и вокруг на расстоянии двух дней конского перехода ордынцев нет, в лесах — тишь: не стрекочут сороки, не ревут медведи и не бегут сломя голову олени, волки и лисы, что обычно бывает, когда движется огромное войско.
Жарило в июле. В воздухе не было ни малейшего дуновения ветра, не шумела листва на деревьях, действительно стояла такая тишь, что, даже если в вёрстах десяти падало на землю подгнившее дерево, шум его хорошо слышался. Солнце грело так, что тень дубов и клёнов не спасала воинов, одетых в тяжёлые железные доспехи. А река рядом, разоблачиться бы донага да кинуться в её прохладные воды. Но пока терпели... Шли дни, а об ордынцах ни слуху, ни духу, потерпеть бы ещё, но возроптали: «А где же он, сукин сын, этот карла? Уж не повернул ли назад, проведав про такую силищу?..»
«А может, и вправду... — решили воеводы на совете у княжича. — Вон как мучаются люди, сделаем им послабление...»
Видно, некрепким по натуре оказался средний сын нижегородского князя — согласился... А за послаблением — ещё послабление: так и пошло... Вот уж и бражный дух стал витать над обозами, благо этого добра у мордвы хоть носом пей... Сам князь с воеводами охотой занялся. А воинство бражничает да омывает свои телеса в струях шальной речки...
Эх, как же дурманяще пахнут луговые травы и как звенит над ними неумолчный стрекот кузнечиков!..
Вот и засечная сторо́жа побросала тоже копья, мечи и кольчуги и о своём назначении — быть глазами и ушами — напрочь забыла...
А тем временем... А тем временем, вспоминают сейчас, стоя под крестом на берегу Пьяны-реки, Булат и Каракеш, войско Арапши скрытно, по ночам, тайными тропами, по которым вели мордовские князьки, медленно, но уверенно двигалось к секиз-беевскому валу.
Второго августа днём пять конных полков Арапши врезались в беспечные русские отряды. Ни о каком сражении тут и речи быть не могло: орда резала ополоумевших, растерянных нижегородцев, как ягнят. Кто-то из них, пытаясь надеть на себя кольчугу, падал, пронзённый копьём, под обозные колеса, кто-то звал на помощь и с раскрытым ртом и раскроенным кривой саблей черепом валился в чапыжник, кто-то пытался из-под сваленных в кучу доспехов выдернуть меч, и вот уже голова его, кропя по пути кровью, покатилась.
Многие обратились в бегство, и впереди бегущих на коне оказался княжич Иван. Пронзённый стрелой, он упал с коня в воду и начал тонуть. Свирепый Арапша не удовлетворился этой победой: он доскакал до Нижнего Новгорода и два дня жёг, разорял и грабил город.
В первой книге исторического романа Владимира Афиногенова, удостоенной в 1993 году Международной литературной премии имени В.С. Пикуля, рассказывается о возникновении по соседству с Киевской Русью Хазарии и о походе в 860 году на Византию киевлян под водительством архонтов (князей) Аскольда и Дира. Во второй книге действие переносится в Малую Азию, Германию, Великоморавию, Болгарское царство, даётся широкая панорама жизни, верований славян и описывается осада Киева Хазарским каганатом. Приключения героев придают роману остросюжетность, а их свободная языческая любовь — особую эмоциональность.
О жизни и судьбе полководца, князя серпуховско-боровского Владимира Андреевича (1353-1410). Двоюродный брат московского князя Дмитрия Донского, князь Владимир Андреевич участвовал во многих военных походах: против галичан, литовцев, ливонских рыцарей… Однако история России запомнила его, в первую очередь, как одного из командиров Засадного полка, решившего исход Куликовской битвы.
Русь 9 века не была единым государством. На севере вокруг Нево-озера, Ильменя и Ладоги обосновались варяжские русы, а их столица на реке Волхов - Новогород - быстро превратилась в богатое торжище. Но где богатство, там и зависть, а где зависть, там предательство. И вот уже младший брат князя Рюрика, Водим Храбрый, поднимает мятеж в союзе с недовольными волхвами. А на юге, на берегах Днепра, раскинулась Полянская земля, богатая зерном и тучными стадами. Ее правители, братья-князья Аскольд и Дир, объявили небольшой городок Киев столицей.
В новом историко-приключенческом романе Владимира Афиногенова «Белые лодьи» рассказывается о походе в IX веке на Византию киевлян под водительством архонтов (князей) Аскольда и Дира с целью отмщения за убийство купцов в Константинополе.Под именами Доброслава и Дубыни действуют два язычника-руса, с верным псом Буком, рожденным от волка. Их приключения во многом определяют остросюжетную канву романа.Книга рассчитана на массового читателя.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.