Конец черного лета - [13]

— Ежели понял, то завтра в четыре утра встречайтесь недалеко от моста, возле разбитого сарая. Видел? О деле должны знать только ты и Боксер. А теперь иди.

Рано утром все трое уже были на проселочной дороге, которая вела к автостраде. Они заняли позицию перед неказистым мостиком, справедливо полагая, что в том месте даже спешащий шофер сбросит скорость. Зуб притаился в кустарнике, а Паук с Боксером вяло перебрасывались в карты, не спуская бдительных глаз с дороги.

— Кажется, едет, — чуть слышно произнес Боксер, словно боялся, что даже в этом глухом месте его кто-то сможет подслушать.

— Если кажется — перекрестись, — так же тихо сказал Паук. Его слегка подташнивало. «Неужели это страх?» Он вскочил на ноги. Собрал колоду.

— Да, пилит какая-то зараза… Давай, Боксер, на дерево.

— Не нужно, — отозвался из кустарника Зуб, и оба они вздрогнули, так как из-за волнения, которое каждый пытался скрыть перед другим, Даже забыли о своем «шефе на час». А он уверенно Добавил:

— Наш пассажир.

Зуб быстрым движением поправил ремень на Милицейском кителе и фуражку, надвинул ее ниже, чем это было дозволено предписанием, на глаза и не торопясь вышел на дорогу, постукивая по сапогам жезлом ГАИ.

— Цепляйте повязки да поживее. Я буду проверять документы. Ты, Боксер, идешь к кузову, Паук подходит с другой стороны кабины. Если водитель будет убегать — не задерживать.

Через несколько минут возле них притормозила «Колхида», которая была оборудована для перевозки скота. Зуб и Паук сразу же заметили, как побледнело лицо шофера.

— Что везете? Куда? — монотонно задавал вопросы Зуб, просматривая проездные документы. — Так и есть, — он сокрушенно покачал головой, — накладная липовая. — И двинулся к кузову.

Этого было достаточно, чтобы шофер выскочил из кабины и бросился в молодой осинник.

— Стой! — не очень убежденно крикнул Зуб.

— Стой, стрелять буду! — а это звучало уже почти с насмешкой.

Но куда там! Лишь треск хвороста да затихающее топанье ответили ему из осинника.

— А теперь быстро, дети мои.

Зуб сбросил форму, переоделся в гражданский костюм и отдал узел Пауку. — Доберетесь до города сами, — крикнул он, сидя уже в кабине.

Мотор завелся сразу, и «Колхида», медленно раскачиваясь, перевалила через мостик и попылила в сторону автострады.

На следующий день Олег Николаевич встретился с ними в парке. Компаньоны уже были в сборе и слегка навеселе.

— Молодым строителям новой жизни пламенный привет, — остановившись перед ними, поднял он руку в знак приветствия.

— Рады стараться. — Боксер даже слегка поклонился.

— Старайтесь, ребятки, но только одно твердо уясните на заре новой жизни: измена не прощается.

— Угу, — понимающе издал Цыпа.

— Я уже предупредил их, за измену буду гасить, — сказал Паук.

— Вот и ладно. Ты, Паук, побудешь еще, а остальные могут без шума погулять. — Олег Николаевич улыбался, но провожал компанию полным безразличия взглядом. Потом он вынул из кармана пакет и передал его Пауку.

Наступило молчание. Затем Паук спросил:

— А где же бычки?

Олег Николаевич смотрел на него спокойно и равнодушно.

— Бычки твои приказали долго жить.

Скрывая удивление, Паук с подчеркнутым пренебрежением подкинул пачку вверх, на лету поймал ее и засунул за пояс. — Когда следующее дело?

— Пока сделаем паузу.

Олег Николаевич поднялся, кивнул Пауку, пошел по аллее прочь.

…Малина Гурова была в двух небольших комнатах, на втором этаже дома, напрасно ждавшего в ближайшее время своей реконструкции. Окна их выходили в заброшенный сад, что весьма усиливало конспиративность квартиры. А в один из дней мальчишки, понукаемые Пауком, вынуждены-таки были поработать, приводя ее в порядок. Они долго скребли, мыли, красили полы, затем расставляли мебель, которую удалось раздобыть в других квартирах — в основном старую, оставленную прежними жильцами этого дома. В заключение непомерных трудовых усилий окна были задрапированы изнутри материей. Только после этого включили свет (правда, пришлось тянуть провода из соседнего дома). Виды на квартиру были серьезные, а поэтому Паук предложил привезти два мощных электрокамина, что Боксер с Цыпой и сделали.

В одной из комнат была устроена столовая, в другой, получившей название «уголок тишины и любви», расставили спальную мебель — две кровати, диван, тумбочки с ночниками. Определенные ассоциации с этим устройством и вообще с духом и назначением всей квартиры должна была, видимо, вызывать пошловатая копия «Тайной вечери», висевшая в прихожей.

Открытие «малины» было назначено на последнее воскресенье августа. Лето дышало еще жарко, дни стояли сухие и безветренные, но легкий туман, окутывавший по утрам низкий кустарник заброшенного сада и медленно ползущий вверх по стволам деревьев, напоминал о том, что осень притаилась где-то совсем рядом. Пока еще редкие желто-бурые листья одиноко глядели сквозь темную зелень сада, но уже чувствовалось, что долго в одиночестве они не пробудут. Августовское солнце оставляло все больше оранжевых отметин то в одном, то в другом конце сада, готовясь к тому, что вскоре оно реже и реже будет посещать эти места. А иногда вдруг чернел горизонт и через минуту налетала короткая, как вспышка, гроза; она потрясала весь сад, он скрипел и стонал, словно только сейчас понял, что недолго осталось жить его зеленому наряду… Но не все задумываются о будущем, не всех заботит то, что с ними будет завтра, люди, например, многие люди. Вот эти или вот те, решившие начать важное для них, но недоброе дело в самый канун осени.