Конец атамана Анненкова - [9]

И дальше:

«Довольно неумно порицать Колчака только за то, что он насильничал над рабочими и даже порол учительниц за то, что они сочувствовали большевикам. Это вульгарная защита демократии, это глупые обвинения Колчака. Колчак действует теми способами, которые он находит. Но чем он держится экономически? Он держится свободой торговли…»⁹.

И наконец:

Колчак «разрешает свободу торговли хлебом и свободу восстановления капитализма».

Как и «верховный правитель», Анненков держался экономически свободой хлебной торговли, свободой восстановления капитализма, служил прошлому России и это прошлое - суть и картину - восстанавливал повсеместно.

Ярков, общественный обвинитель, говорил в своей речи:

- Действия Анненкова лучше его заявлений разъясняют его политику. Занимая новые районы, он прежде всего разгонял все избранные там исполкомы Советов, городские, волостные и сельские, и тут же вводил существовавшие при царском правительстве институты волостных, сельских старшин, городских управ и все прелести царского режима, вплоть до урядников и жандармов.

* * *

Вопрос Анненкову:

- Какие языки знаете, кроме русского? Ответ:

- Английский, французский, мусульманский и китайский.

В «мексиканской атмосфере Омска», - выражение Болдырева, - а позже в Семипалатинске и Семиречье, Анненков понимал куда больше слов, чем тот же Денисов либо кто-то другой из его штаба. С французским генералом Дюрелем он изъяснялся по-французски, с английским полковником Уордом - по-английски. Приобретения, полученные в военном пансионате и кадетском корпусе, и положение атамана делали для него сравнительно доступной среду канадских, американских, английских и французских офицеров, глав и чиновников миссий - приемы, банкеты, парады, совещания, инспекции…

Поэтому стенограмма четвертого дня процесса, когда из медлительного рассказа Анненкова вставала надменная и чопорная интервенция, фигуры Нокса и Жанена, Грэвса и Танаки, изобиловала любопытными фактами. Нокс и Жанен.

Глава британской и глава французской военных миссий в Сибири. Две фигуры - одна игральная карта в руках Антанты: валет вверху, валет внизу. Телеграммой «из Европы» за подписью Ллойд-Джорджа и Клемансо, доставленной в «азиатский» Омск 13 декабря 1918 года, Ноксу и Жанену поручалось командование авангардом и арьергардом колчаковской армии. Правда, валет английский и валет французский не заняли открыто этих постов - для этого нашлись свои причины, - но белой смутой, белой армией и белым адмиралом они вертели, как им хотелось. «Твердолобый» лицедей Нокс делал это на положении главного лица в тайной «войне умов»: он ведал разведкой, совмещая ее с контролем за прифронтовыми железными дорогами и снабжением трехсоттысячиой армии «верховного правителя» по фондам из Англии. Своя упряжка была и у Жанена.

В пункте 2 соглашения союзных правительств с Колчаком стояло: «В интересах обеспечения единства действий на всем фронте русское верховное командование будет согласовывать свою оперативную тактику с общими директивами, сообщенными генералом Жаненом, представителем междусоюзнического верховного командования»¹¹.

И дальше: «…генерал Жанен будет иметь право осуществлять общий контроль на фронте и в тылу».

Независимость Колчака была «ценностью» более чем призрачной.

Пели ж тогда в народе:

Мундир английский,

Погон российский,

Табак японский,

Правитель омский.

Мундир сносился,

Погон свалился,

Табак скурился,

Правитель смылся.

Крах и бегство омского правителя разделили и его иноземные союзники.

Поскольку битых вояк Париж и Лондон встречали без фанфар и шампанского, Жанен и Нокс затеяли азартнейшую перепалку - перепалку на лестнице, стараясь к собственной выгоде исправить историю. Жанен обвинил Нокса и Англию в недальновидной ставке на Колчака. «Сибирь погибла… - писал он в декабрьской книжке «Славянского мира» за 1924 год. - Какие только попытки не предпринимали мы для того, чтобы удержаться, но все они рухнули. У англичан действительно несчастливая рука: это сказалось на Колчаке, которого они поставили у власти»… Нокс вышел из себя: «В Сибири, по-видимому, все оказались виновны в последовавшем разгроме, все, кроме самого генерала Жанена». В ответе - мартовский номер журнала «Славянское обозрение» за 1925 год - Нокс отводил главное обвинение Жанена. «Прежде всего укажем на то, - писал он, - что переворот, который поставил Колчака у власти еще до приезда генерала Жанена в Сибирь, был совершен Сибирским правительством без ведома и всякого содействия Великобритании».

Прочтя эти строки, экспансивный француз ответил новым демаршем: «Позволю себе сказать генералу Нок-су, что у него,.наверное, очень короткая память, если он не помнит, что он был замешан в интриги, которые закончились переворотом Колчака… По-видимому, английский генерал не помнит больше смотра, который состоялся 10 ноября 1918 года в Екатеринбурге, смотра, на котором дефилировал батальон английского миддльсекского полка, который служил адмиралу Колчаку с самого Владивостока в качестве преторианской стражи».

Зная об этой перепалке, Анненков утверждал в суде о примате английского вклада в интервенцию, иронически отзывался о Ноксе, Жанене, Грэвсе, корил Колчака за посрамление русского престижа, пытаясь создать впечатление, будто бы сам он, Анненков, последовательный и яростный русофил, вовсе не принимал помощи интервентов.