Концерт. Путешествие в Триест - [42]

Какое-то время он стоит в нерешительности, потом вытаскивает часы, но ничего не может разобрать. Смотрит вверх: солнце светит в спину, в небе кружатся два сарыча.

«Чего я жду теперь?» — думает он, внимательно наблюдая за полетом хищных птиц, затем вздрагивает, будто приходит в сознание, и понимает, что на самом деле его волнует собственное состояние после смерти. «Откуда начинается трансцендентность? Где то, другое, что останется от меня, когда я умру, да и есть ли в смерти вообще что-нибудь, за что можно держаться? Или смерть — это полное стирание сознания и обстоятельства ее примерно таковы, какими их обрисовали родственники в той тайной записке?»

Профессор Монтаг не выносил темноты и знал, что ему уже не удастся избавиться от этих навеянных сном мучительных вопросов. «Отчего я чувствую, — подумал он, — как убывают силы?» И с этой мыслью тотчас вскочил с кровати.

Быстро натянув рубашку и брюки, будто кто-то его торопил, профессор подошел к окну. Площадь, где они вчера обедали с вином, была пуста, в кафе на столах громоздились стулья, окна домов плотно забаррикадированы ставнями, а на мостовой вперемешку валялась бумажная упаковка и остатки еды, все это подметут поутру, едва забрезжит рассвет. Где-то поблизости, может через пару улиц, пробили башенные часы. А поскольку профессору Монтагу не хотелось возвращаться в постель, он покинул гостиницу и через некоторое время уже стоял перед небольшой барочной церковкой, часы которой только что пробили. Сначала он не решался подняться по отреставрированным ступенькам. Наконец подошел к красиво оформленному входу. Внутри были строительные леса. Но он был один, и это придало ему смелости подойти к алтарю, заляпанному строительным раствором.

Он внимательно оглядел распятие. Цветовая гамма ему не понравилась, да и обращенный в небо взгляд Спасителя показался не слишком убедительным — пустой утверждающий жест, и все же в идее вечной жизни было что-то такое, над чем стоило призадуматься. Он оглянулся вокруг в поисках ящика со свечами. Но нашел лишь осветительный прибор с грязной электрической лампочкой. С трудом верилось, что он работает. Профессор вытащил монетку в сто лир, просунул ее в щелочку счетчика, и лампа зажглась. Это было настолько неожиданно, что даже тусклый свет запыленной лампочки произвел на профессора сильное впечатление. Ему показалось, что через этот бездушный, задвинутый в сторону фонарь, который еще и забыли прикрыть, Господь подавал ему знак утешения. Пусть этот знак шел к нему через всевозможные препоны, пусть он казался лишь тщетной попыткой, но профессор был глубоко тронут и глядел на луч света из-под слоя грязи, пока тот не погас.

«Теперь и в моей вечной жизни появился лучик света», — подумал он. Гулявший внутри церкви ветер и холодок от мокрого цемента выгнали его на улицу.

14

На следующее утро Винцент уложил багаж в машину, поскольку нужно было успеть на паром в Мессину, который отплывал в пять часов пополудни. Но профессор Монтаг в то утро покидать Рим отказался. Он считал, что нужно еще раз пойти на Форум Романум, а на это, мол, не стоит жалеть времени. Семья же приготовилась ехать. За завтраком ни слова не было сказано о том, что распорядок дня изменится, и вот профессор Монтаг — всегда педантично настаивавший на мелочном соблюдении любых предварительных уговоров — уже стоял в своем полотняном костюме с песочным пиджаком, на этот раз, правда, без раскладного стульчика.

— Вчера я даже не видел лягушек-быков, — заявил он. — А сегодня мне хочется прогуляться к арке Тита.

В конце концов родственники уступили. Перед курией профессор Монтаг задержался, не спеша перешел к заднему фасаду ограниченного стеной здания и, как казалось, что-то там пристально изучал. На лицо его легла тень задумчивости, и он вернулся на виа Сакра. Под аркой Тита он посмотрел на часы, подождал, пока вся семья не будет в сборе, и стал говорить:

— Вчера я сказал, что тело Цезаря сожгли на ростре. Должен поправиться, его сожгли вон там, где теперь видны руины его храма.

Тут он сделал паузу, очевидно ожидая реакции. У Винцента поднялись брови.

— В самом деле, отец, ты мог бы объяснить нам это вчера. А сегодня мы наметили ехать в Мессину.

Профессор Монтаг заметил, что Винцент нетерпеливо крутил на мизинце ключи от машины, а невестка, как ему показалось, тяжело вздохнула.

— Я попросил бы вас, — его голос звучал напряженно, — к моим желаниям также относиться серьезно. Так вот, сейчас я хочу, чтобы вы слушали меня, когда я рассказываю об арке Тита.

Он уже поднял правую руку, показывая на фрагмент барельефа и собираясь описать боевую колесницу, которую сопровождала дочь богини победы, а ради лучшего обзора даже встал на опрокинутую мраморную глыбу, и тут его перебила Ирэна:

— Нужно иметь наглость утверждать, будто мы не прислушиваемся к твоим пожеланиям. Это не мы, а ты решил устроить поездку, несмотря на то что врач этого не советовал. Так что, пожалуйста, избавь нас от твоих капризов. Ты болен, Вольф-Герхард, пойми наконец, что ты болен!

В воздухе повисла давящая тишина. У Винцента из рук выпали ключи, но он не осмелился за ними нагнуться, невестка, державшая детей за плечи, от напряжения сжала пальцы. А профессор Монтаг бросил недоверчивый, но в то же время торжествующий взгляд на жену.