Концерт - [4]

И, если Отчизна отдаст мне приказ,

За честь ее жизнью готов поплатиться».

Еще прочитал он стихи о труде,

О славных рекордах по выплавке стали…

Но я пропущу их, поскольку везде

Там лозунги были:

«Да здравствует Сталин!»

Стихи эти для боевого листка

Фомин попросил у танкиста-поэта,

И тот со смущением ученика

Блокнотик заветный достал из планшета.

… В конце репетиции зрительный зал,

Как будто по чьей-то команде внезапной,

Стремительно и неожиданно встал,

Сплоченно и громко запев:

«Если завтра…

Война…

Если завтра в поход»…

За Бугом давно отпылали зарницы,

Но импровизированный этот хор

Был слышен далеко — на самой границе.

Гаврилов бойцам приказал отдыхать

А сам из окна все глядел на дорогу,

Не в силах унять и тем боле понять

Застрявшую острой занозой тревогу.

И вспомнил майор одного трубача,

Съязвившего: «Что репетиция?.. Слабо…

Играть, так ва-банк, а рубить, так с плеча —

Вот завтра концерт намечается славный».

Жасмин и акация в пышном цвету.

Пора бы уже отдохнуть и майору,

Но эти слова из ума не идут…

Да стоит ли спать, коль рассвет уже скоро.

А в Бресте мерцают еще огоньки

И лают собаки, как будто взбесились,

И кони испуганно ржут у реки,

И эту тревогу никак не осилить.

В бледнеющем небе послышался гул…

Гаврилов подумал: «Чужие иль наши?»

Невольно впотьмах кобуру расстегнул,

Как будто готов был уже к рукопашной.

III

Короткая ночь замерла, точно мина,

Меж смертью и жизнью.

Меж злом и добром.

Короткая ночь станет самою длинной,

Но нынче еще неизвестно о том.

Еще без семи… Без пяти… Без минуты,

Без целой минуты четыре часа.

Но Гитлер и Кейтель, поежившись круто,

Уже поднесли циферблаты к глазам.

В казармах еще на двухъярусных койках

Бойцам молодым снятся сладкие сны.

Им так хорошо, так легко и спокойно

За эту минуту до страшной войны.

Висят на железных гвоздях их фуражки,

Как в нашем аварском селе курдюки.

И тускло сверкают их медные пряжки,

И, как на параде, стоят сапоги.

Боец Петя Клыпа проснулся до срока

И будит Саида: «Вставай, друг, пора!

Со мною разок порыбачить попробуй,

Узнаешь, как ловится славно с утра».

Саид недовольно ворчит сквозь дремоту:

«Оставь… Ну, какой рыболов из меня?..

Я вырос в седле, и совсем неохота

Мне прежним привычкам своим изменять».

Ах, знал бы ты, горец, что конь твой любимый,

Что угнан был с вечера на водопой,

Всего через миг подорвется на мине

И, тонко заржав, захлебнется водой.

Июньская ночь сорок первого лета

Повисла над Бугом снарядом луны —

Короткая самая…. Но до рассвета

Еще будет долгих четыре весны.

…………………………………….

Началось… Загремело повсюду,

Словно гулкое эхо средь скал —

Здесь противоестественно чудо,

Ибо дортмундский подан сигнал.

Раскаленной свинцовою пулей

Полетел двадцать первый приказ,

Дирижер бесноватый за пультом —

Что за музыка грянет сейчас?

«Убивайте, сжигайте, губите

Все, что встретится вам на пути

И при этом с улыбочкой — битте! —

Поглядите в кинообъектив»

«Барбаросса» — симфония века…

Музыканты уже залегли

За кустами, в оврагах, в кюветах

Вожделенной славянской земли.

Ораторию их автоматов

Дополняет богиня войны —

Канонадою, будто кантатой,

Люди спящие оглушены.

Кто-то вскрикнул пронзительно:

— Мама! —

Распластавшись на отчем крыльце…

Без билетов, афиш и рекламы

Начался злополучный концерт.

Какофония воплей и всхлипов

Ужасает умы и сердца.

Немцы черпают касками лихо

Воду чистую из Муховца.

Представителям высшей расы

Непонятны Бетховен и Бах.

Что им шубертовские вальсы,

Коль от маршей звенит в ушах.

Это мюнхенское пиво

Колобродит в крови до сих пор —

Грустных к стенке…

В душе счастливой

Барабанный царит мажор.

Говорят, что когда-то фюрер

Акварели писать любил,

Но врожденный талант к халтуре

Остудил мимолетный пыл.

И задумал ефрейтор бравый

Дирижировать всей страной,

Чтоб она научилась исправно

На гармошке пиликать губной.

О, мадонна Сикстинская!

Слушай,

Если можешь, трескучий шум.

Но закрой поскорее уши

Непорочному малышу.

Чтобы в Лейпцигской галерее

Не оглохло твое дитя

От призывов, угроз, елея

Доморощенного вождя.

Что в соборах поют органы?..

Может, «Аве Марию?»

Нет.

Нынче клавиши стали пьяными

От предчувствия легких побед.

«Айн, цвай, драй…»

Оглушает своды

И возносится к облакам,

Музыканты открыли ноты

Под названием грозным «Майн кампф».

То-то грянет сейчас сюита —

Вскинул руку вверх дирижер…

… И когда письмецо Саида,

Наконец, долетит до гор.

Будет мир, как орех, расколот

На две части — добро и зло,

И нагрянувший с запада холод

На восток унесет тепло.

Лишь увядшая ветвь жасмина

Станет напоминать Джамиле

О последнем мгновении мира

На далекой брестской земле.

IV

Еще со времен Ярослава

Над светлой водой Муховца

В жару привечала дубрава

Охотника, смерда, гонца.

И князя со славной дружиной,

Купца из заморских земель…

В затоне желтели кувшинки

И тыкались рыбы о мель.

А ночью над сонным причалом

Крик выпи будил тишину

И зыбь осторожно качала,

Как будто младенца, луну.

Земля эта слышала стоны

И палицы, и тетивы,

Хазарских подков перезвоны

И песни янтарной Литвы.

И польской мазурки веселье

В таинственном блеске свечей,

И шляхты надменной похмелье

Под лязг кровожадных мечей.

Земля эта все испытала:

И срам поражений, и бред

Бесчисленных битв, и опалу,

И славу державных побед.

Но то, что уже неизбежно

Ей вновь испытать предстоит,

Страшнее чащоб беловежских