Концерт для баяна с барабаном - [2]
В этом месте мои раздумья прерывает резкий звонок с урока, и все подскакивают с мест и начинают собираться. Только я продолжаю сидеть и думать. Я думаю про несчастную сивую кобылу, объевшуюся белены, и мне становится её очень жалко.
Я представляю, как она, свернувшись клубочком, лежит на кровати, на белых пуховых подушках, и страдает. У неё поднимается высокая температура. Градусов пятьдесят-шестьдесят. Она сучит копытами и стонет. Она, конечно, сама виновата — не надо было есть столько белены. Но её же никто не предупредил. Она вообще тогда белену первый раз в жизни увидела. И вот начинается у сивой кобылы бред. Это ужасно — бред сивой кобылы. Не дай вам бог услышать. Она лежит и бредит, и никто не может ей помочь.
Я представляю себе всё это, и сердце моё разрывается от жалости к сивой кобыле, и по щекам моим катятся слёзы. В это время к моей парте подходит учительница. Она наклоняется ко мне и участливо говорит:
— Ну, не стоит так расстраиваться. Я понимаю, ты раскаиваешься в своём поведении. Конечно, твой ответ — это вообще за гранью… Но ты же разумная девочка, ты исправишься. Не надо так убиваться.
И тут я начинаю плакать ещё сильнее. Потому что я вовсе не разумная девочка и никогда я не исправлюсь. И ещё потому, что мне очень жалко сивую кобылу, которая объелась белены.
Раз в крещенский вечерок
— Раз в крещенский вечерок, — доверительно сообщил Костик Витюше, — девушки гадали…
— Спятил? — поинтересовался Витюша у Костика. — Какие девушки?
— Сам дурак! — огрызнулся Костик. — Классику не знаешь! Это этот… как его…
— Знаю, — обиделся на «дурака» Витюша, — Пушкин.
— Ну-у-у почти, — миролюбиво согласился Костик. Он и сам точно не помнил. У них ведь, у этих пыльных классиков, всегда так: то кто-то «на месяц зеркало наводит», то «на воск потопленный глядит».
— И при чём тут вечерок? День же.
И правда, день. Уроки только что закончились. В сугробах пляшет солнце. На горке перед школой визжит мелкота.
— Так ведь завтра Крещение, — объяснил Костик.
— И что?
— Гадать надо!
— Мы что, девушки, что ли? — захихикал в кулак Витюша.
— Не девушки, — согласился Костик, — но мы и гадать будем не на всякую ерунду.
— Какую ерунду?
— Ну, на любовь и этих… суженых-ряженых.
— Ха! — подтвердил Витюша, мол, ясное дело, о чём тут говорить. — А на что тогда?
Костик бросил портфель в сугроб, притянул к себе Витюшу за грудки и произнёс громко и торжественно, как клятву:
— На дружбу!!!
— Нашу?
— А то чью ж? — усмехнулся Костик и сплюнул в снег.
Витюша сплюнул рядом. Погадать, конечно, было интересно. Но и опасно. Вдруг выяснится, что Костик вовсе и не друг, а только притворяется?
В себе-то Витюша не сомневался.
— И как же мы будем гадать?
— Очень просто, — сказал Костик. — Как там у этого…
— У Пушкина, — подсказал Витюша.
— Н-н-ну да, — неуверенно согласился Костик, — у него.
— Ну и как?
— Раз в крещенский вечерок девушки гадали…
— Ну?!
— За ворота башмачок… бла-бла-бла… бросали.
— За какие ворота? — набросился на Костика Витюша. — Где ты у нас ворота видел? Одни шлагбаумы!
— Можно и через шлагбаум.
— Да? Умник! На проезжую часть? Меня мать убьёт! Она у меня знаешь… Тоже мне друг!
— Кажется, я где-то читал… слышал… можно ещё через конёк.
— Конёк?! — вытаращил глаза Витюша. — Ты что, совсем? Где мы коня-то возьмём?!
— Да не конь! А конёк! Конёк на крыше!
— На крыше? — ещё больше изумился Витюша. — Конёк?!
— Тьфу ты, — махнул рукой Костик. — Короче, можно бросать через дом.
— Через дом, конечно, можно, — согласился Витюша, — только у нас в доме девять этажей.
В доме Костика было не меньше. Даже, можно сказать, больше. Целых двенадцать.
— Что будем делать? — спросил Витюша.
С гаданием явно вышла промашка. Но и домой идти не хотелось. Чего Костик дома не видел?
— А в школе ты чего не видел? — подначил Витюша.
— Школа! — хлопнул себя по лбу Костик.
— Что школа? — не понял Витюша.
— Три этажа!!!
Дальше можно было не говорить. Витюша весь сразу подобрался, засуетился, забегал вокруг Костика.
— Ну! Ну! Как бросали-то? Что там «бла-бла-бла»? Вспоминай.
— Раз в крещенский вечерок… девушки гадали, — в который раз продекламировал Костик, — за ворота… ну, в смысле, через школу… башмачок… м-м-м… м-м-м… м-м-м… — Костик напрягся из последних сил: — …за ворота башмачок… м-м-м… сняв с ноги…
— С ноги?! — возмутился Витюша. — Сняв с ноги?! Ты что? Я же носки промочу! Заболею!
Честно говоря, Костику самому не очень-то хотелось бегать босиком по снегу. Но из песни слова не выкинешь… А Витюша меж тем наседал, размахивал у него перед носом мешком со сменкой:
— Умник! Я заболею, а мать меня — убьёт! Она у меня…
— О! — Костик ухватился за Витюшин мешок и потянул на себя.
— Э! Э! Ты чего?!
— Ну-ка… ну-ка… — Костик завладел Витюшиным мешком и принялся развязывать верёвку.
— Ты чего?! Э!!!
Не обращая внимания на Витюшины протесты, Костик запустил руку в его мешок и вытащил оттуда плетёную сандалию:
— О! Башмачок!
И носки будут сухие. Ай да Костик! Ай да сукин сын!
— А ну, дай. Моё!
Витюша отобрал свою сандалию, покачал её на ладони, примеряясь к весу. Потом перехватил за мысок. Прицелился, как гранатой. И запустил в сторону школы. У него всегда была пятёрка по физкультуре. А за метание вообще пятёрка с плюсом.
